Непрошеный дар
Принявший на себя роль вожака Бахтало жестом приказал остановиться. Когда смолкли скрипы колес и конский топот, плач стал более отчётливым. Боясь нарушить тишину, он указал пальцем на Ило и еще одного молодого парня, кажется Годявира, и махнул рукой в сторону раздающихся звуков. Из‑за пологов кибиток выглянули удивлённые женские лица. Бахтало сделал им знак молчать.
Парни спешились и, раздвигая налитые зерном колосья, разошлись по полю. Через некоторое время раздался клич:
– Эгей, сюда!
– Пойди посмотри, Каце, что там, возьми с собой ещё кого‑нибудь из женщин, может нужна помощь.
Девушка выбрала в качестве помощницы знахарку Гюли. Вместе с нею, Каце пошла на зов мужчин. Некоторое время спустя оставшиеся услышали отдалённые женские вскрики. Все напряглись, ожидая худшего. Мужчины покрепче сжали свои ножи.
Когда ушедшие вернулись в табор, все увидели, что Каце прижимает к себе белокурую девочку лет трёх. По зарёванной мордашке определить точный возраст было невозможно. Каце безуспешно пыталась успокоить девочку, но малышка плакала навзрыд. В глазах людей читалось удивление, недоумение и любопытство… Все окружили найдёныша и хотели узнать, что увидели Годявир и Гюли, но… слов практически не было слышно из‑за плача белокурой девочки.
– Каце, умой её, и дай пить, – несколько резковато и строго, приказал подошедший Бахтало.
Каце с девочкой на руках направилась к своей кибитке.
Первым начал говорить Годявир:
– Я пошел на плач и увидел в поле мёртвую женщину, а возле женщины сидела и плакала девочка…
– Ой, нэнэ, какая лютая смерть, – перебила причитаниями Гюли, – всё тело бедняжки было исколото, а лицо… Ой, нэнэ… – всхлипнула старуха и утерла глаза краем головного платка… Все затаив дыхание ждали, когда она успокоится и продолжит рассказ, – лицо изувечено страшно… И кровь, везде кровь… Да покарают боги, тех, кто сотворил такое с молодой женщиной… Ой, горе! Какая страшная смерть постигла бедняжку!
Женщины окружили Гюли, а мужчины собрались группой возле Бахтало.
– Что делать, баро? Разве можно оставить мёртвую просто так, на земле?
– Да, ты прав, – согласился Бахтало, – надо упокоить дух женщины… Вот только незадача, мы не знаем её веры.
– Да какая разница, какой она была веры? – В сердцах воскликнул кто‑то из молодых цыган, – Разве ты, баро, сможешь спать спокойно, зная, что она лежит тут, одна, оставленная на растерзание стервятников?
– Ты прав, – снова согласился Бахтало, закуривая трубку, – ни я, и никто из нас не сможет спать спокойно, оставь мы мёртвую здесь. – Мы нашли её, и отныне будем считать, что умершая была одна из нас. И девочка будет одной из нас!
Бахтало жестом позвал женщин, объяснил, что они с мужчинами решили похоронить женщину по цыганским обычаям. И хотя провести отпевание некому, они могут сами прочитать над ней молитву. Бог всегда с ними, он услышит и простит их, зная, что они не виновны в сложившейся ситуации. А сейчас женщинам нужно как можно быстрее подготовить всё нужное к похоронам.
Женщины засуетились, разбежались по кибиткам в поисках воды для обмывания тела и хоть какой‑то уцелевшей ткани для савана. В обряде не принимала участие только Каце, которой, наконец, удалось успокоить малышку. Девочка попила, и даже немного поела и теперь спала на руках Каце, всхлипывая и вздрагивая во сне.
Собрав нехитрые разноцветные тряпицы и немного воды, женщины приступили к обмыванию. Гюли затянула похоронную песню. Женщины подхватили мотив.
– Ой, смотрите‑ка, у неё амулет! – Воскликнула одна из женщин, приподнимая из‑за выреза вышитой белой сорочки шнурок, на котором блеснула металлом подвеска – шестиконечная звезда неправильной формы.
Женщины собрались вместе, чтобы рассмотреть загадочный амулет: наложенные друг на друга, большой и малый треугольники создавали неправильную шестиконечную звезду, в которую был вписан круг, с выгравированными на нем символами. Никто из них раньше такого не видел. Даже старая Гюли, слывущая знахаркой, взяла в руки подвеску, повертела и недоумённо пожала плечами:
– Красивый амулет и сильный… Но я такого не видела раньше. – Покачивая головой сказала Гюли и снова смахнула слезу, – Кто же эти звери, от которых даже такой сильный амулет не спас? За что они так, бедняжку‑то убили?
Весь табор стоял над наспех выкопанной могилой на краю дороги. Женщины пели погребальную песню. Мужчины опустили в свежую могилу тело убитой женщины и забросали землей. Среди погребальной процессии стояла и Каце с девочкой на руках. Малышка больше не плакала.
Отдав последнюю дань усопшей, Бахтало надел на шею девочки подвеску, которую женщины назвали амулетом:
– Пусть останется тебе память о матери, – и после паузы добавил, – теперь девочка будет одной из нас! Кто станет для неё матерью?
– Я буду ей матерью! – Вышла вперёд Каце, ещё крепче прижимая к себе малышку.
– Ты не можешь взять девочку, Каце, – Возразил Бахтало, – у тебя нет мужа.
– Моим мужем будет Годявир! – Каце подошла к молодому цыгану, не отпуская девочку с рук, – Перед богами и людьми!
– Годявир ещё слишком молод для женитьбы! – Брови Бахтало сошлись на переносице в одну грозную прямую линию, – тем более, он слишком молод для тебя!
– Не так уж и слишком, всего несколько лет! – Плечи Каце упрямо распрямились, и руки точно бы своенравно уперлись в набедренный платок, если бы на руках Каце не держала девочку.
Ох, помнил Бахтало, это положение рук у красавицы Зоры, если ее руки, с расставленными в сторону локтями прочно упирались на бедрах – тут уж она от своего не отступит. И дочь вся в мать! Ещё тот характер!
Табор молча наблюдал за перепалкой отца и дочери, стоя рядом со свежей могилой неизвестной молодой женщины.
– Перед богами и людьми я беру в жены Каце! – Тихо, но настойчиво сказал Годявир, обнимая одной рукой Каце за плечи.
Со злостью Бахтало выхватил из‑за пояса хлыст, замахнулся было на отступников… Но, остановился, посмотрел на табор… В глазах людей ясно читалось неодобрение, у кого‑то даже негодование… Да и сам Бахтало понимал, что в другое время, он бы выбрал для дочери более подходящего мужа. А сейчас, из кого выбирать? Неизвестно, когда они встретят своих. Да, и неизвестно, какие общины ещё уцелели после резни… И не время сейчас, устраивать конфликт, люди устали, уже скоро ночь, надо двигаться вперёд, подальше от этого злополучного места…
– Да будет так, – сквозь зубы процедил Бахтало и со всей злости ударил хлыстом по дороге, – раз перед богами и людьми… – и после паузы, уже спокойнее добавил, – Годявир, пока не построим отдельную кибитку для вас, будешь жить в нашей. В вашей слишком тесно…
Годявир молча кивнул и смущённо подошел к новоиспеченной семье. Вот так просто, несколько слов и он муж красивой и своенравной дочери баро и… отец для этой малышки. Хотя у самого только недавно усы выросли.
Люди разошлись по своим кибиткам и табор двинулся дальше, оставляя позади безымянную могилу погибшей женщины.
