Несносный Шварцвальд

В эту секунду до меня доходит, что стрелки на циферблате неумолимо приближаются к восьми часам утра. Вот черт, черт, черт. С минуты на минуту начнется заезд ребят, а я торчу черти где обмотанная простыней. В панике поднимаю с пола трусики. Натягиваю их. Дальше юбка. Отбрасываю назад спутавшиеся волосы и рыщу взглядом по комнате. Где мой лифчик? Перелопачиваю постельное белье, осторожно заглядываю в чужую сумку, наклоняюсь и ищу под кроватью. Пусто. Где же они? На всякий случай поглядываю на люстру. Мало ли куда этот отбойный молоток мог его запулить, но нет. Там и люстры то нет. Дешевый видавший виды плафон. Обессиленно рычу и накидываю футболку. Хватаю с тумбочки телефон и, обувшись, вылетаю из комнаты. Утреннее солнце бьет в глаза, но я, уткнувшись в землю, лечу к себе в домик. В таком виде встречать детей противозаконно. Меня могут принять за зависимую, болеющую как минимум тремя заразными болезнями, алкоголичку.

– Ты где была? – в один голос обрушивают на меня девчонки град вопросов, когда я вбегаю в комнату. – Сейчас планерка, Лавр ждет всех уже в клубе.

– Девочки, мне в душ надо, давайте все потом, – жалобно скулю, хватая с батареи полотенце. – Прикройте меня, пожалуйста.

– Я тебе таблетку на тумбочке оставлю, а ты уж и сама прикройся, солнце, – слышу в спину саркастическое замечание Анитки, моей хорошей подруги еще с прошлого года, и захлопываю дверь. О чем она? Влетаю в ванную комнату, игнорируя странное замечание, на скорую принимаю душ и мою голову, чтобы смыть с себя ночной забег на длинные дистанции. Вытираюсь, укутываюсь в полотенце и замираю у зеркала. Это еще что за фигня? Глаза ошарашенно округляются при виде нескольких смачных синих засосов на шее и предплечье. А еще… чеееерт, на груди. Вот же животное. Это мне теперь до конца смены носить футболки до горла что ли? А пляж? Нам ведь с ребятами на море два раза в день ходить. Скотина. Глаза в мгновение наливаются кровью от злости, а ногти больно впиваются в кожу ладоней. Я убью его.

Глубоко вдыхаю, пытаясь воззвать к внутренней мудрости. Ничего страшного, Альбиночка. Тоналка мне в помощь. Если что у меня слишком тонкие сосуды, и я каждый день чисто случайно ударяюсь шеей о дверной косяк. Такое оправдание прокатит? Обреченно качаю головой собственному отражению. Это треш. В первый же день такая лажа.

Нахожу самую закрытую футболку в привезенном гардеробе, но даже та прикрывает шею только наполовину. Как могу замазываю засосы, выпиваю заботливо оставленную подругой таблетку зорекса, наношу легкий макияж, распускаю волосы, потому что ходить с хвостом мне светит теперь только в мечтах, и лечу на улицу.

Ребята начинают съезжаться примерно с половины девятого, так что благодаря высшим силам я успеваю вовремя занять столик с цифрой три – номером нашего отряда. Юрка, мой совожатый, помогает доносить приезжим чемоданы до их комнат, а я регистрирую их в списках. Нам достались пятнадцатилетки. Вообще лагерь состоит из двух возрастных групп и соответственно двух территорий. На одной отдыхают дети до тринадцати лет, а на второй – от четырнадцати до шестнадцати. Территории отделены друг от друга и никак не пересекаются. У старших своя столовая, свой клуб и даже свой пляж. Практиковать такое деление стали не так давно, но результат устраивает и директора, и воспитанников. Дискотеки не заканчиваются в полдевятого, отбой ближе к одиннадцати. Лавр много сил вкладывает в свое детище и старается следовать не общепринятым лагерным правилам, а прислушиваться к желаниям воспитанников. Конечно, они бы хотели, чтобы дискотека продолжалась часов до двух, но даже до половины одиннадцатого очень даже неплохо, если учесть, что в других лагерях отбой уже в десять. За это ребята возвращаются сюда по собственному желанию, а не по настоянию родителей.

Всего отрядов десять, по двадцать человек, и к каждому приставлены по два вожатых. Обязательно обоих полов, чтобы девчонкам и мальчишкам было проще и комфортнее, потому что отряды смешанные.

Мобильные телефоны изымаются сразу при въезде. Родители и дети об этом осведомлены, поэтому ребятам остается только обреченно закатывать глаза, сдавая своих драгоценных близких друзей тиранам вожатым, но таково правило. И я с ним абсолютно согласна. В экран они могут потыкать на протяжении всего года, а здесь надо отдыхать и вспоминать о реальной жизни и реальном общении. По себе знаю, что отдых со смартфоном в руках катится в трубу. Мобильники выдаются раз в день на полчаса, чтобы чады могли обзвонить родителей и залезть в соцсети, дабы быть в курсе событий, происходящих вне лагерного периметра.

Ближе к обеду, когда самый пик заселения прошел и осталось всего несколько автобусов на подъезде, разморенные жарой мы с девчонками плавимся под безжалостным солнцем и изнуренно стонем, выхлебав по литру минералки как минимум. Они‑то хоть в легких топах, а я, считай в скафандре, могу только мечтать о прохладном море, в которое мы окунемся только завтра.

– Блин, я сейчас умру, – хнычет Кристинка с дальнего столика, укладывая голову на пластмассовый белый стол, – Спать хочуууу, бошка болииит.

– Надо было пить меньше, – со столика напротив хохочет Марк, – А то как виски с колой, так пожалуйста. Хочешь бухать, умей и меру знать.

– Ооой, заткнись! – стонет Кристи, ткнув ему средний палец, – Сам‑то заливался как не в себя.

– И? Я красавчик сегодня. А все потому, что у меня меры нет. Я безмерный.

– Ты идиот.

– Так хватит, – перебивает их обмен любезностями сидящая за соседним со мной столом Анита, – Еще дети вас услышат. Радуйтесь, что вообще удалось оторваться вчера. Мы кажется так в прошлые годы не тусили. А вот и наш рыцарь, – воодушевляется, заерзав на стуле и кивает в сторону. Светло‑зеленые глаза наполняются жадным восторгом.

Прослеживаю взгляд брюнетки и натыкаюсь на широкую спину, обтянутую белой футболкой. В мозге щелкает догадка, когда незнакомый парень опускается на скамейку перед клубом и откидывается на спинку. Солнце падает прямо на него, и он щедро одаривает мир его сиятельством, подставляясь под лучи. У меня из груди весь воздух махом вылетает. Из скрытых папок удаленной памяти отрывками всплывает напряженное лицо, нависающее надо мной, пухлые губы и широкие скулы. Кажется, это ОН. Сердце рвется вскачь.

– Кто это? – голос надламывается, и я прокашливаюсь. Трясу головой, стараясь избавиться от наваждения.

Издевательский взгляд подруги и так красноречив, но она не отказывает себе в удовольствии добить меня:

– Во‑первых, это тот, кто вчера героически вызвался провести тебя домой, когда ты едва на ногах стояла, а во‑вторых, так чисто для галочки, – это диджей в одном из самых крутых клубов столицы, Ричард Шварц. Для всех просто Рич, – угу, героически. Этот рыцарь, с надо признать, длинной шпагой, совсем не по‑джентльменски воспользовался женской слабостью.

– Кто? Он что, немец?

– Вот об этом я как‑то не узнавала, – смеется Нитка.

– Откуда ты его знаешь? – перевожу взгляд на идеально очерченный профиль и зависаю так же, как и остальная женская половина коллег со своих столиков. Диджей? Вспоминаю все брендовые шмотки, разбросанные по его комнате, и непонимающе хмурюсь.

– Мой брат тусуется в их общей тусовке. Пару раз общались.

– А что здесь делает диджей, как ты говоришь, одного из крутых клубов?