Ниже мёртвых. Сибирские рассказы. Часть первая
Шесть человек в звене. Седьмой звеньевой. Что бояться с такими? Двое поотстали. Сергей шёл по ленте, когда свод снова свело в судороге удара и он громыхнул сразу вокруг. Сергей дрогнул на этот раз.
– Пласты садятся.– сказал звеньевой и потянул руку к поясу.
– А где Водяной с Решетовым? – спросил Сергей.
– Сзади пёхают.
Вода неожиданно плюхнула под лентой и напёрла.
– Что, надо наверх звонить! – вскрикнул Сергей и почувствовал омерзительный холод вдоль позвоночника.– Вадик, Антон, давайте звонить и бежать. По ходу там что‑то бахнуло.
Звеньевой, вытерев круглый нос, зло рявкнул на Сергея.
– Чего! Чего там! Бахнуло? Да и что?
Вода зажурчала под лентой и перехлестнула её.
– Парни! Бегите! – крикнул огромный, как шкаф, Вадик и побежал по ленте.
Поток шёл из глубины выработки. Он нарос, отяжелел влекомыми в своих недрах камнями, кусками опалубки, углём, выбитыми стойками и мчался следом. Проплыл захлебнувшийся Решетов, за ним Водяной, вытянув руки вдоль спины. Сергей обмер и побежал следом за звеньевым, доставая на бегу самоспасатель.
Но впереди тяжело осел свод, прямо на ленту, в нескольких шагах от Сергея, в глазах которого пробежала вся его жизнь и почему‑ то Танюшка, стоящая на кухне в коротком, бесстыдном халатишке, с мобильником в руке.
…
Танюшка нервничала. Она не могла включить компьютер.
– Ну, блин, дебильный бук! Включайся, а?
Она таращилась на потухший экран. Клацала мышкой. Решилась на последнее. Вытащить батарею. Нет… а вдруг Серёгина игра потеряется… Он тогда её пришибёт.
Танюшка набрала подругу.
– Оль… привет. Скажи Марику, пусть придёт с компом моим разберётся. Он глюканул. Да я не знаю! Чего ударило? В лаве? Твой пошёл на работу? Нет? Зачем спасатели?
Танюшка положила трубку и задрожала.
За окном лил дождь, на глазах превращаясь в колючую, каменную соль.
Тараканы
Неожиданно для меня лето в Сибири началось с жара и зноя. Дома же царила прохлада, толстые стены не пропускали жару, но как только я выходила на улицу, мне становилось дурно. Я накрывала голову, чем попало, и пряталась в тень. Тень, к сожалению, оставалась только у подъезда, от которого убийственно несло котами, прайдом, стадом котов, постоянно кочующих из окна бабы Тони – во двор.
Палисадов, как в Москве, тут не делали нигде, поэтому трава под домом была закатана в асфальт, коты плодились адски и вся эта армия, как волна, ходила туда и обратно в подвал и в бабкину форточку. Но не одни коты мучили нас, но и тараканы, которые вскоре пришли от неё. И не просто пришли…
Бабка Тоня, видите ли, злая на местного" смотрящего» пса Колька и его, в принципе, небольшую и весьма приличную во всех отношениях стаю, вызвала очистку, предварительно спрятав своих котов.
С Кольком я дружила. Он ходил за мной зимой, когда я выбегала из подъезда в одной футболке и звала его через пургу, он обваливался на меня, вместе со снегом, кидался лапами, фыркая и весело лая.
Я напрасно звала Колька с его подругами. Никто не прибегал, не махал хвостом – колечком, не тёрся белым седым подбородком о мою раскрытую ладонь.
Колёк исчез и все знали, что его увезли… и все грустили о нём, втихаря, но никто не сказал, ведь это была сущая мелочь. Собака пропала, да и ладно.
Наконец, увидев, что я расстраиваюсь, Славка на мои вздохи, что Колька давно не видно, наврал, что его кто – то забрал к себе, дачу охранять.
Но это было не так и сама бабка Тоня мне вскоре призналась… Наверное, её замучили выносимые мною кости для уже несуществующего Колька у подъезда, которыми давились её кошки и вороны, растаскивающие их по пыльному двору.
– Да его пристрелили. Или на мыло сдали! Хватит орать под окнами, – как‑ то выпалила бабка, проходя мимо, – если б не я, он бы всех моих котяток передавил…
Я постояла ещё во дворе, борясь с онемением ног, потом, увидев, что баба Тоня гребёт со своей матерчатой синей авоськой в магазин, подумала, что если бы гнев убивал, я бы заколебалась закапывать трупы…
Слёзы мои лились снова и снова… И вовсе не от горя, а от ощущения собственной слабости, собственного ничтожества перед этим западно – сибирским жестоким миром, в котором все… или почти все такие чёрствые.
Поэтому, когда говорят, что москвичи уроды, я про себя смеюсь и помалкиваю. Ходят слухи, что сибиряки душевные, открытые люди… Что? Где? Какие люди?
Их, чёрт побери, меньше, чем вишенок на торте… Как, впрочем, в любой губернии нашей родины.
Через неделю баба Тоня пропала, словно куда‑ то уехала. Стало необыкновенно тихо.
На форточке бабы Тони всегда сидел кот, теперь форточка была закрыта. Кот метался по окну. Другие кошки тоже пытались попасть за окошко – но им никто не открывал.
Прошло три дня и я уже стала выходить по ночам на лестничную клетку, прикладывала ухо к бабкиной двери и слушала… Ничего… Мёртвая тишина.
Уйти она не могла, родственников у неё не было.
Славка работал в ночь, поэтому, как‑ то перед очередной его сменой, я, заметив на кухне днём толпу тараканов, растолкала его.
– Миленький… прости великодушно свою взбалмошную жену, но… у нас нашествие тараканов.
Славка, посапывая, перевернулся.
– Я куплю ловушки, милая.
– Миленький… ты не понял. Тараканы не ходили к нам раньше. Они голодные. Их наполеоновский обоз.
– Ты расскажи мне ещё про голодных тараканов…
– Надо выломать дверь.
Славка открыл глаза и сел.
– Ну, ёперный театр имени Ленинского Комсомола… Что за премьера… на этот раз идёт?
Я, смущённо присела на край матраса.
– Бабка Тоня уже три дня не выходит из квартиры.
– Наверное, её просто нет…
– Там её кот в окне застрял.