Обман на обмен. Ника Лисина – 1

– Язык, – просто ответила я. – Я не знаю французского языка. А в учебном заведении, тем более экономическом, язык необходимо знать на более чем высоком уровне. Ну, и бабушку я не оставлю.

– Язык – это не проблема, – почти радостно сказала мама, – ты быстро освоишь его. Что касается бабушки… ты слишком много внимания уделяешь взрослой женщине. Ты совершеннолетняя и имеешь право не спрашивать разрешения.

Я немного опешила.

– Это как? Она же с детства со мной.

– Мне кажется, ты выросла и в ней не нуждаешься, – довольно жёстко парировала мама.

Я растерялась:

– Но как же? Это же бабушка. Я не могу кардинально изменить жизнь, не посоветовавшись.

Беседа стала сильно напрягать. Я силилась понять, к чему клонит мать, и не могла. Булик часто говорила, что я понятлива не по годам. Быстро соображаю и вообще, в двадцать лет девочки мечтают, а я думаю. Это не мои слова, а бабуси и её соседки тёти Нины.

Мама поморщилась:

– Мне казалось, бабушка не принимает за тебя решения, и поступать в медицинский ты решила сама.

– Верно. Но я обсуждала с ней свою будущую профессию. Конечно, она не в восторге от моего выбора, но в то же время именно булик помогла мне его сделать.

– Это ерунда, – жёстко сказала мама, – Базиль хочет, чтобы ты жила с нами.

– А ты? – перебила я.

– Что я?

– Ну, ты хочешь, чтобы я жила с вами?

– При чём тут я? В нашем доме всё решает Базиль.

Некстати вспомнилась пословица: кто девушку ужинает – тот её и танцует.

– И всё же? – попыталась я настоять, но попытка провалилась.

– Ты слишком мала, чтобы умничать! – довольно сурово сказала маменька и поднялась с грацией королевы. – Запомни, в нашем доме всё решает Базиль. Он сказал привезти тебя домой, и я намерена это сделать!

– Но я могу не захотеть.

– Не захотеть жить в прекрасной стране в богатом доме? Это чушь! Подумай, дочка. Базиль тебя обеспечит.

И она покинула мою комнату.

Вот так. Базиль обеспечит. А если я не желаю, чтобы меня кто‑то обеспечивал? Но мама вряд ли поймёт. Она привыкла жить за счёт мужа и не откажется от обеспеченной семьи.

 

Глава 4

 

Мама уехала через пять дней. После предложения поселиться у неё я перестала выделываться, а она претворяться. Мамочке до зубовного скрежета не нравилось чадо. Я же перестала изображать подростка. Впрочем, милую привычку возвещать о своём возвращении на весь дом я особенно подчёркивала.

Бабуля пару раз пыталась поправить ситуацию, но, откровенно говоря, поправлять было нечего. Я далеко не вдруг осознала, что если бы не настойчивость неизвестного Базиля, матери не было бы до меня дела. Говорить больше она со мной не порывалась, жизнью моей не интересовалась.

Практика моя началась двадцать восьмого мая. Я привычно приступила к своим обязанностям.

Ещё одна неделя канула в историю. Весна окончательно сдала позиции лету и в календаре, и в городе. Школьники, радостно гомоня, носились по улицам, студенты и выпускники сдавали хвосты и экзамены. Короче, июнь наступил во всех смыслах.

Я как всегда оформилась на ставку санитарки и была абсолютно счастлива, получая за свой труд копеечку.

Сегодня день начался как обычно. Я подскочила в половине шестого, приняла душ, позавтракала омлетом с гренками и кофе и, принарядившись, двинула на работу. Погода стояла что надо, и мне захотелось стать шальной и красивой. Обычно у молодых и не только голову рвёт весной, но я отличаюсь и тут. Моё шальное время наступает в июне. Тепло и зелено – что может быть лучше?

Я выпорхнула из калитки и почти вприпрыжку понеслась по бетонке. Лёгкое светло‑голубое платье щекотало колени, распущенные волосы трепал утренний ветерок. Как же прекрасно это утро! Как прекрасна эта жизнь…

Между лопатками засвербело. Я инстинктивно дёрнула плечами. Свербёж стал заинтересованнее. Меня явно разглядывали с незамутнённым вниманием. Я была абсолютно уверена, что если обернусь – никого не увижу, даже если у меня внезапно откроется глаз на затылке.

Я невольно сбавила шаг, веселье испарилось. Я перебежала дорогу и свернула в арку, промчалась, пересекая квадратный двор. Взгляд пропал, но через минуту глядун отыскал меня снова.

Я не удержалась и на прямом отрезке пути резко развернулась. Улица за мной была прямая, как стрела. Справа дорога, слева на триста метров тянется высокий забор. И, конечно, никого.

Около больницы провожатый отстал. Я выдохнула, но после трудового дня взгляд прилип снова. Идти пешком я не рискнула и, свернув за угол, присела на лавку под навесом остановки.

Трамвай задерживался. В некоторых местах пути проходят по проезжей части, и рогатые вагоны частенько стоят в пробке. А там их нагоняют следующие, и следующие. И вот так они стоят, пока затор не рассосётся.

Через сорок минут, грохоча и переваливаясь, к остановке подкатил красный облезлый трамвай. Он был заполнен дурно пахнущими и ругающимися людьми. Стоило дверям распахнуться, я поняла, что ни за какие пряники не полезу в эту душегубку.

Как я и ожидала, следующий трамвай пришел через две минуты. Увы, места в нём оказалось не больше, чем в предыдущем. Я сидела на остановке, трамваи шли переполненные, а таинственный наблюдатель продолжал смотреть. Во взгляде не ощущалось ни любопытства, ни смеха – вообще ничего. Человек‑невидимка просто смотрел: изучал, оценивал, эдак задумчиво, неспешно.

Наконец мне надоело ждать, и я заскочила в следующий трамвай. Он был чуть свободней предыдущих, но всё равно… быстрее и комфортнее было бы дойти пешком, но мне очень не хотелось тащить хвост.

На следующей остановке в салон заползла невероятно воняющая потом бабка с огромными сумками, которые почти сразу оказались на моих туфлях.

– Вы сумочки мне на ноги поставили, – попыталась я привлечь внимание вонючей тётки, но она матерно велела мне не ставить свои ноги под её баулы.

– Граждане! Вы ломаете дверь! – заорала мощная кондукторша.

– Чё ты так лаешь? – завопила обладательница сумок прямо мне в ухо.