Одноразовые близкие

Круглов показал мне кулак.

– Я так испугалась, что мне срочно надо покурить.

Круглов сел на скамейку, протянул мне половину сигареты и вздохнул:

– Ты первый человек, кому я рассказал про «Спартак». Мне почему‑то хочется рассказать тебе все.

– Рассказывай‑рассказывай. Болтун – находка для шпиона.

 

* * *

 

На следующей неделе мы опять сидим на детской площадке. Вторник. В доме напротив праздник. Сначала они слушают шансон, а через полчаса запевают: «Казак удало‑о‑ой…»

Круглов открывает бутылку зажигалкой:

– Блин, я заманался уже там работать! Три года одно и то же. Я спьяну, полусонный про их порошки и пылесосы расскажу. Надоело. Хочу бросить все…

– Отпустить бороду и пойти босиком по Руси? Пойдем вместе. Я тоже устала от пациентов, даже не смотрю на них, я смотрю в их карты. Все думают, что работа в медицине развивает сострадание, учит больше ценить жизнь. Наоборот, она делает человека черствым, циничным, грубым, выбивает сострадание. Мы все работаем ради денег, как ни прискорбно это звучит.

– Это как в «Бойцовском клубе». «Мы работаем в дерьме, чтобы купить дерьмо, нам не нужное». Тайлер прав: нам промыли мозги, мы делаем то, что нам не нужно. Я и сам говорю себе, что это всего лишь шмотки или это всего лишь деньги, но не могу отказаться…

– Только не говори, что мечтаешь стать членом клуба замызганных подвалов! – Круглов качает головой.

– Разве в драке есть что‑то романтичное? Я видела и стенка на стенку, и один на один, и как дерутся девчонки. Шурик, это не наш метод. Грязь, разбитые носы в крови и соплях, кровавые слюни, опухшие лица, как у алкашей… На сайте Паланика есть ссылка на Death Clock. Вводишь свои параметры: сколько тебе лет, сколько сигарет выкуриваешь, сколько весишь, в какой стране живешь, какого пола. И они рассчитывают дату твоей смерти. Когда видишь, что тебе остается жить 16127 дней, 48 минут и 21 секунду. А секунды уменьшаются. Очень бодрит. Кстати, при равных условиях мужчины умирают быстрее женщин.

– Значит, если мы поженимся, я умру первым.

– Круглов, если мы поженимся, ты точно умрешь первым, причем не своей смертью…

 

* * *

 

Два часа ночи, по аллейке уже давно никто не ходит. Даже гром решил не мешать и уплыл греметь в сторону Лосиного острова. Нам не захотелось расходиться после коронной «по бутылочке». Я сижу, Антоша стоит напротив, а между нами пустая дымящаяся бутылка из‑под пива, куда мы бросаем бычки.

– Как дела у Славки? Как его девушка?

– Они расстались.

– Она дегенератка?

– И как ты все знаешь?

– А что же ты сейчас не оказываешь психологическую помощь своему другу?

– Ему рано на работу, на пятницу договорились.

– Значит, в пятницу я могу на тебя не рассчитывать…

– Да, – вздыхает Круглов. Он забавный, улыбается, щурится и отворачивается. – Эх, Яна, Яна, как мы будем жить дальше…

– Садись, – я хлопаю по лавочке рядом с собой. – Замечательно будем жить. Расскажи мне, откуда ты знаешь, что я не дегенератка?

– Знаю, – он садится, я протягиваю ему недокуренную сигарету. Он делает затяжку, выпускает дым колечками, кидает сигарету в бутылку и говорит: – У них грудь большая. Хотя… все‑таки стоит проверить тебя самым верным способом – Климов утверждает, что вырожденцы предпочитают оральный секс…

– Желаю удачи в теоретических изысканиях.

 

* * *

 

Половина пятого. Матовый рассвет. Начинают петь птицы. Прохладно, чисто, ясно. Дворник метет дорожки.

– Ты время видел?

– Я не пойду сегодня на работу, скажу, что ногу потянул, – Круглов копается в пакете, достает очередную бутылку, открывает зажигалкой. Крышка шипит и отлетает в траву.

– Круглов!

– Упала, не поднимать же. Ну, за победу! – он делает глоток, забирает у меня сигарету и говорит: – Ты не похожа на других, ты особенная.

– Все мы уникальны, как снежинки, забыл?

– Подари мне свою фотографию.

– Возьми у Славки, у него за девять школьных лет полно наших фотографий. Или в соцсетях, или сфоткай на телефон. – Он достает мобильник. – Только не сейчас! И вообще, зачем тебе моя фотография? – я помолчала. – У меня только пошлые догадки. А! Ты распечатаешь, положишь ее в бумажник, как кладут фотографии своих детей, и каждый раз, расплачиваясь, будешь обо мне вспоминать. – Он как‑то хитро молчит. – Догадалась – ты хочешь меня приворожить?

– Ничего от тебя не скроешь, – Антоша наклоняет голову и говорит: – Ян, отрасти волосы, как раньше. Пожалуйста.

 

* * *

 

Шесть утра. Солнце просвечивает улицы, лучи ныряют между веток, огибают дома и летят дальше. Уже все птицы проснулись и бодро поют гимн новому дню. Лишь мы – из прошлого, из вчера, застывшая статуя. Сидим на лавочке возле моего дома. Теперь я стою, а Круглов сидит. Он обнял меня обеими руками и уткнулся лбом мне в грудь, а я положила ладони ему на затылок.

– Пойдем спать. – Антоша поднимается и идет к подъезду. – Нет, ты идешь домой, – беру его за руку и тяну в сторону его дома.

Когда он оказывается совсем маленьким, останавливается и машет. Я поднимаю руку в ответ, смотрю, как он исчезает за поворотом, кутаюсь в джинсовку и вспоминаю, какой же он теплый. Эх, если бы он мне нравился…