Одноразовые близкие
6. «Если вы первый раз в бойцовском клубе, вы обязаны принять бой»[1]
В пятницу Москва вымирает. От центра до окраин с трех часов дня скапливаются пробки. Все хотят на дачу: долгожданной прохлады, шашлыка и рыбалки. Вот и Ленка отправилась в паломничество – полоть с бабушкой сорняки, а я даже не была в этом году на даче…
В будни в одиннадцать вечера аллейка полна людей. Сегодня же за полчаса, что мы сидим на детской площадке, ни один человек не прошел мимо.
Свежо, пахнет липой и озоном. «Советский спорт» и пакет из «Пятерочки» на мокрой лавке. Мы курим одну сигарету на двоих, а бычок бросаем в пустую пивную бутылку.
– Блин, я целый день чешу нос. Просто не могу уже, – размазываю выступающую часть лица ладонью: ногтями чесать уже больно. – Это невыносимо.
– К выпивке, – хмыкает Круглов, открывая крышку зажигалкой.
– Мой брат говорит: «Хороший нос кулак за неделю чувствует».
Круглов протягивает кулак и говорит: «Пускай это будет мой». Я принимаю подношение и, упираясь в него костяшкой носа, начинаю крутить головой из стороны в сторону.
– Благодарю. Так как горячей воды последние три недели не было, я только сегодня дочитала «Легион», но книжку не принесла, по дороге домой заберешь.
– А при чем здесь горячая вода?
– Я в ванне читаю. Знаешь, меня у Климова одна, нет, две вещи смутили. Это якобы послесловие какого‑то профессора Сахарова. Кажется, что Климов сам его написал – уж очень стиль похож. И вообще, почему ты так активно мне его впихивал?
– Ты давала мне почитать Паланика, и мне хотелось дать тебе почитать что‑нибудь в этом роде. А второе?
– Второе про любовь… Вот мы читаем с тобой Климова, Паланика. Восхищаемся их концепциями, верим теориям. Но посмотри, ведь ни у кого из них нет счастья, нет любви. Их герои искалечены. Возятся со своими проблемами и видят только грязь. Стоит ли этим восторгаться?
– И что же делать? Как жить дальше?
– Жить надо весело, любить и быть счастливыми.
– Любить, говоришь? А что случилось с высоким белобрысым парнем, я вас как‑то видел на Щелчке? Он мне не понравился.
– Было бы странно, если наоборот. Давай так: я рассказываю тебе свою историю, а потом ты поведаешь мне про свою большую любовь, которую я не имела чести видеть.
– Ты видишь ее каждый день в зеркале.
– Давай без этого, мы не в школе. Все как у всех – мы собирались пожениться, но в итоге расстались. Кажется, он мне изменял, хотя у меня нет доказательств. Последний год нашей совместной жизни он меня патологически ревновал, из‑за этого мы постоянно ругались. Твоя очередь.
– Ну, мы жили два года, мне надоело, я ушел.
– Все так уныло? Или она бежала за тобой босиком по снегу и кричала: «Антоша, не уходи!»
– Я вдруг раз и понял, что это не мое, что не готов к семье, что я ее не люблю. Как с тренировками. Мне показалось, что я что‑то упускаю, что я еще не пожил как следует. Она хорошая девушка, только нам разное нужно. Боюсь что‑нибудь упустить. Вот мне звонят, приглашают туда, сюда. Везде хочется успеть. Ты уже сама заметила: мы договорились не встречаться, а я все равно звоню – а вдруг.
– Ты же знаешь, я всегда рада тебя видеть, слышать и так далее. Я сегодня смотрела футбол. До конца.
– «Спартак» – «Зенит»? – Я киваю. – Да, я где‑то читал, что женщины начинают интересоваться увлечениями своего мужчины…
– Вы, думаю, тоже должны дать что‑то взамен, ты так не считаешь?
Круглов сел рядом:
– Почему у нас не как у всех? Давай я просто подойду и спрошу: «Девушка, а можно с вами познакомиться?» Нам надо переспать, тогда понятно будет… Хотя с первого раза все равно не понятно, надо раза три‑четыре…
Я проглотила дым и закашлялась, во рту привкус, будто съела бычок.
– А что тебе не понятно?
– Расслабься, – он потрепал меня по плечу. Ладонь мокрая. – Сегодня после футбола мы, как водится, выпили за победу, и ребята спрашивают: «У вас что‑нибудь было?» Я отвечаю: «Нет». Они: «Да ладно! А что вы до шести утра делали?» – «Разговаривали». – «Михалыч, ты что, ненормальный?» Нам надо переспать, тогда все будет нормально.
– Круглов, я не собираюсь ничего делать, чтобы наши отношения стали понятны твоим друзьям. Угомонись. Все ОК, если это устраивает нас обоих.
– Я не говорил, что меня устраивает.
– Да ты об этом даже не думал, пока тебя не спросили!
– Ты же знаешь поговорку: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и жалеть об этом всю оставшуюся жизнь»?
– Не убедил.
– У меня была знакомая. Она приходила на площадку. Мы с ней мутили немного, но я тогда не один был. Потом вспомнил о ней и позвонил. А ее мама говорит: «Она умерла, завтра похороны, приходите». Мама даже имя мое знала. Мы со Славкой ходили. Причем я не видел ее недели две всего.
– А от чего она умерла?
– Под машину попала. Черепно‑мозговая травма. Вот тогда я и решил, что нельзя ничего упускать в этой жизни. Надо везде быть.
– Разорваться не боишься?
– Пока вроде цел…
– Круглов, это печально. Давай так – чтобы тебя не волновали всякие глупые вопросы, я даю тебе полную свободу. Я не претендую на твое тело. Ты можешь спать с кем хочешь, только не лишай меня своего общества. Мы не пара, мы собеседники. – Первая капля упала мне на нос, вторая на лоб. – Либо на меня кто‑то писает, что маловероятно, либо начинается дождь. Пойдем ко мне, заодно Климова заберешь.
Мы побрели по мокрой дорожке, осыпаемой мелкими каплями. Город умывался перед сном. Шли и постоянно сталкивались. Болтались, гремели, бились друг о друга, как бутылки в сумке, когда едешь по сельской дороге. Как ионы, которые никак не могут образовать молекулу, будто чья‑то валентность мешает объединению. Наконец Антоша протянул свою руку, я взяла ее, и мы больше не бились, а плавно скользили рядом.
[1] Чак Паланик «Бойцовский клуб».
