Отличники от других… Первая четверть

Оставалось пять дней до отъезда домой. Я послушно соблюдал режим дня, делал зарядку, купался, читал книги, а вечером смотрел кино с отрядом в летнем кинотеатре. Я усиленно тренировал мускулы, подтягивался на перекладине, отжимался от пола, поднимал тяжелые камни на пляже. Мой организм запомнил вес Маши, и теперь, казалось, подстраивал свои возможности, чтобы носить её на руках в дальнейшем. И мне нравилось, как мышцы рук и ног приятно побаливают после тренировки и понемногу увеличиваются в объеме, не помещаясь в рукава старых рубашек. За эти дни у нас был один пеший поход к водопадам и прощальный костер вечером перед закрытием лагеря. В лесу во время похода я нашёл ржавую стреляную гильзу от винтовки, которой на вид, было не меньше пятидесяти лет. А ещё, набрался храбрости и стал на секундочку под ледяную воду водопада. Несмотря на стоявшую жару, я продрог моментально и нисколько не укрепил свою силу воли, как планировал, чтобы научиться без содрогания входить в море. Прощальный вечер в лагере, костёр и дискотека с играми оказались очень шумным мероприятием. Всем разрешалось не спать после полуночи, играть в активные игры и плясать на площадке под звуки живого оркестра с барабанами и блестящими начищенной медью трубами. Ведущий тоже был, но музыка и песни были строго идеологически подобраны, и ничего более ритмичного, чем ВИА «Самоцветы» и группы «Криденс» не звучало. Мне была необходима смена обстановки. Я хотел домой. И у меня теперь была весомая причина вернуться в родной город. Возможно, эта «причина» тоже ждала встречи со мной, хотя я и не был на сто процентов уверен в этом. Единственный способ проверить – это добраться до телефона. Для междугородной связи у меня не было ни карманных денег, ни возможности нормальный телефон найти. В лагере почти все аппараты в корпусах были настроены только, чтобы звонить пожарным или в скорую помощь.

В день отъезда мы встали рано утром, сходили на завтрак и столпились возле маленьких, пропахших бензином автобусов «Кубань», чтобы ехать на вокзал в Новороссийск. Часовая поездка в переполненном автобусике по серпантину и панорама Цемесской бухты с танкерами и военными кораблями на рейде меня очень впечатлили. Но что‑то не состыковалось у перевозчиков детей, и мы часа четыре ждали на вокзале, пока прицепят к составу специальные вагоны до Ростова. Надо сказать, что здесь скопилось много ребят и из других лагерей. Все загорелые, шумные, веселые, с трудом удерживаемые воспитателями в пределах территории привокзальной площади. Бабушки с семечками, мороженым и лимонадом, наверное, месячный план продаж выполнили за эти несколько часов. Я предложил маме и сестре погулять по городу, но мое предложение было мотивированно отвергнуто, а сестра нарисовала картинку того, как мы с чемоданами бежим по шпалам за удаляющимся поездом под звуки популярной песенки Валентины Толкуновой.

Наконец, разрешили занимать места в вагоне, нагревшемся на солнце как духовка. Запас лимонада катастрофически таял, а очередь к туалету росла, и все напряжённо ждали, пока поезд тронется и покинет пределы санитарной зоны города.

Восемь часов поездки прошли незаметно. И вечером мы уже переезжали по металлическому разводному мосту через реку Дон. Стук колес гулко передавался конструкции моста, оглушительно грохотавшего через открытые окна душных вагонов. Папа встречал нас на перроне, и, лавируя с чемоданами в толпе приехавших и встречавших, повел нас к машине такси, уже стоявшей поодаль от остальной вереницы «Волг» с шашечками. Втиснувшись в почему‑то «Москвич» (частник), мы минут через двадцать уже выгружались у нашего дома, который всегда казался мне таким уютным и родным. Было уже половина десятого вечера, и это серьезно сдерживало моё желание схватить телефонную трубку и набрать знакомый номер, который я на всякий случай выучил наизусть. Подумав, решил не напрягать ситуацию, ушёл в свою комнату разбирать вещи, большую часть которых составляла одежда, требующая генеральной стирки. Я разложил привезенные морские камушки, ракушки, стекляшки, гильзу в свой ящик, а драгоценную монетку – в свой кошелёк. Наконец, добрался до кровати и проспал часов шестнадцать, до середины следующего дня.

Солнечный свет разбудил меня. Вспомнив, что ещё два дня осталось до начала школьных будней, я решил провести свободное время с максимальной пользой, позанимался с гантелями до лёгкой усталости и только потом, вышел завтракать. Дома была только бабушка, которой пришлось в двух словах рассказать за завтраком обо всех интересных случаях, произошедших на море. Два слова растянулись на полчаса. Наконец, завтрак закончился, и я сказал, что пойду гулять в город. Уединившись в комнате и затаив дыхание, набрал заученный номер. По растущему количеству длинных гудков я догадался, что дома никого нет. Разочаровано положил телефонную трубку и, взяв первый попавшийся том Большой Советской Энциклопедии, начал его рассеянно листать. Мне вдруг стало необъяснимо одиноко. Намеченная мной за последние несколько дней цель отодвинулась, но высвободившееся неожиданно время я не мог спланировать, хотя и нужно было сходить в школу, получить учебники и уточнить время сбора перед 1 сентября. Просто сидел и думал о Маше, чем она занимается сейчас, как готовится к школе, как общается с братом и своими друзьями. В том, что у неё есть друзья, я не сомневался, но хотел понять, обрадуется ли она мне, или я окажусь скучным и не оправдаю её ожиданий. Другими словами, я медленно робел, а телефон становился для меня неприятным и пугающим, почти как ледяная вода водопада. Вытащив монетку, покрутил в пальцах, внимательно рассматривая старинную чеканку, и вдруг подумал, что Маше скорее понравилась бы моя решительность, чем стеснительность, которую я лицемерно называл тактичностью. «Пора бы от стеснительности тоже избавляться» – пришла в голову мысль, и я, набрав в карман двухкопеечных монет для телефона‑автомата, выскочил на улицу, с наслаждением вдыхая свежий воздух родного города, и побежал на остановку трамвая. В центре пересел в «гофрированный», как будто собранный из металлического шифера, трамвай пятого маршрута с огромными сдвижными дверями, который шёл в Рабочий городок. Почему‑то, на этом маршруте ходили старые советские трамваи, хотя на всех остальных уже работали современные чешские вагоны. Выйдя на конечной остановке, я растерянно оглядывался, рассматривая незнакомые переулки, застроенные частными домами. Думал, что исходил свой город вдоль и поперёк, но сейчас передо мной был район, куда не ступала моя нога. Я прошёл квартала три, прежде чем нашёл телефонную будку с разбитыми стёклами, в которой не была с корнем вырвана трубка. Приложив её к уху, не услышал гудка, только треск помех. Побрёл дальше по улице, вчитываясь в фамилии жильцов на табличках домов. На перекрёстках переулков я останавливался, вращая головой в слабой надежде увидеть белый «универсал». Пройдя пару остановок, увидел у почерневшего от времени четырехэтажного здания ещё один телефон‑автомат. Вид его не обнадеживал. Похоже, что у кого‑то очень злого была большая обида на него. Я осторожно взял висевшую на проводе трубку и приложил к уху. Постучав по скобе, с ликованием услышал непрерывный гудок, выудил двухкопеечную монетку и, засунув в монетоприёмник, набрал номер. Машин голос звонко прозвучал после второго гудка.

– Алло?

– Машенька, это ты? Здравствуй! – я почти кричал, боясь, что она не услышит, если в этой пострадавшей трубке не работает микрофон.

– Владька! Привет! Ты где? – её радостный голос окончательно рассеял все мои сомнения.

Я растерялся, потому что не знал, как ответить на простой вопрос девушки. Приглядевшись, неуверенно прочитал в трубку название улицы с ближайшей видимой мне таблички.

– А как ты попал туда? Это ведь далеко…, – в голосе Маши слышалась тревога.

– На трамвае приехал. Я звонил, но никто не брал трубку.

– Мы минут двадцать назад зашли. Папа возил меня в бассейн. Я часто хожу туда. Слушай, у тебя есть сейчас время? Приезжай к нам домой.

– Я к тебе сегодня и ехал. Можешь объяснить, как отсюда добраться до вас?

– Конечно. Сейчас возвращайся к трамваю и садись в сторону Вокзала. Доедешь до Проспекта, иди в сторону обувной фабрики…