Отличники от других… Первая четверть

Девушка прильнула к моему плечу, и я гладил её по длинным густым волосам, зарывшись в них носом и вдыхая аромат её духов. Она обняла меня руками, и мы с ней сидели, прижавшись, друг к другу, боясь пошевелиться и нарушить этот маленький, только что созданный нами хрупкий мирок. Потом она поднялась, потянув меня за руки. Я встал на ноги, и прекрасное лицо оказалось близко‑близко. Я осторожно снял её очки, положил, не глядя, на стол и стал целовать её во влажные от слез огромные зелёные глаза, щёки, маленькие уши, губы, лоб. И она отвечала на мои поцелуи неуверенно, робко прижимаясь своими мягкими чувственными губами к моему лицу. Я, крепко обняв Машу, приподнял её от пола. Она прижалась ещё больше и обвила меня ногами, шепнула на ухо:

– Сядь!

Мы осторожно сели на кровать. Она тоже взяла моё лицо своими мягкими ладошками и, глядя в глаза, начала пальцами массировать мои виски, макушку, затылок, заднюю часть шеи. Я почувствовал приятное тепло, разливающееся по телу. Напряжение, овладевшее мной, куда‑то исчезло, и появилась приятная легкость и бодрость. Захотелось летать, как в детстве.

– Что это, волшебница? Я чувствую такую лёгкость, тепло по всему телу.

Девушка кивнула, улыбаясь.

– Это древнее славянское искусство – «любжа» называется, – чуть слышно начала рассказывать она. – Помогает расслабиться и насладиться прикосновениями любящих друг друга людей, обмениваясь энергией, без интима. Мне приятно, и ты тоже можешь почувствовать удовольствие, увидев в глазах у партнёра, насколько то, что ты делаешь, ему нравится. Твои мысли должны быть сосредоточены на ощущениях любимого человека. Важно чувствовать друг друга, прислушиваться и не произносить слов.

Мы сидели с Машей, окунувшись в тишину, и слушая друг друга. Я погладил её по спине, стал бережно массировать бедра, колени, ощутив их округлость и упругость мышц. С затаённым страхом, осторожно коснулся повязки на повреждённой ноге, стараясь передать тепло девушке через свои ладони. Я увидел что‑то в бездонных глазах Марии, похожее на наслаждение. На лице её появилась слабая мечтательная улыбка.

– Я чувствую тепло твоих рук, – прошептала она. – Это классно! Боль уходит… Спасибо тебе, добрый волшебник!

Прошла вечность или час, а может быть пять минут. Мы потеряли счёт времени, купаясь в наслаждении. Наконец, девушка поймала мои руки своими, ловко повернулась, опершись на меня и встала, подхватив с пола костыли.

– Это было замечательно! А теперь пойдём, я покажу тебе наш дом.

Маша первая вышла из комнаты, заставив меня очнуться и вернуться к реальности. Я вышел следом, готовый поддержать подругу, если она вдруг споткнется. На втором этаже был небольшой зал с торшером, журнальным столиком и лёгкими плетеными креслами. Три остальных двери вели, должно быть, в ванную и в спальни Михаила и родителей. Мы спустились на первый этаж и зашли в библиотеку, протиснувшись мимо выбежавшего из неё Джека. За резной тяжёлой деревянной дверью оказалось просторное помещение с книжными стеллажами вдоль стен и огромным старинным письменным столом с тумбами. Такие столы с зелёным сукном на столешнице я видел только в кино про дореволюционную Россию. На столе красовалась сложносочинённая немецкая пишущая машинка «Underwood». В углу стоял громоздкий черный рояль с сияющей в лучах солнца лаковой крышкой. Девушка, подошла к нему, открыла крышку клавиатуры и, присев на крутящийся стул, сыграла несколько аккордов какой‑то красивой пьесы, пока я читал старинные позолоченные готические буквы «Bekker».

– Этот рояль и стол, кресла и многие из этих книг дедушка привез из Потсдама, – стала рассказывать девушка, увидев интерес в моих глазах. – Он трудился там инженером‑строителем несколько лет, уже после войны, и вся эта мебель была выделена ему для работы. Он восстанавливал разрушенные мосты, дороги в восточной части Германии, где сейчас ГДР. А союзники подарили ему машину за какой‑то совместный проект. Дедушка Тима всё вокруг себя содержал в идеальном порядке. И строил на совесть. У него золотая медаль есть «Герой Социалистического Труда», много военных орденов, даже американский, и пистолет наградной. Во дворе его «Виллис» стоит. Между прочим – работает. Но его никто ни разу не заводил после похорон.

Маша снова проиграла несколько аккордов, наполнивших помещение библиотеки красивыми немного грустными звуками.

– А ты умеешь играть? – спросила она.

Я рассказал о своей неудачной попытке научиться играть на пианино: «После нескольких уроков, в течение которых Генриетта Адамовна (так, кажется, звали приходившую посвящать меня в мир музыки, обильно пахнущую духами особу) растопыривала мне пальцы в надежде, должно быть, их удлинить, чтобы воспроизвести в аккорде побольше октав, и заставляла повторять заунывную мелодию про голубую Вислу, я спрятался под стол, изо всех сил держась за ножки руками и ногами. Та, шокированная такой нелояльностью к „высокой музыке“, пыталась достать упирающегося меня из‑под стола, чтобы начать урок, распсиховалась так, что бабушка, вынуждена была по телефону вызвать маму с работы. Когда все действующие лица собрались в комнате, меня, всё ещё упирающегося в ножки стола, наконец, спросили: Хочу ли я продолжить заниматься фортепиано? А, догадаться нельзя было?…»

Маша весело рассмеялась, и в её глазах я снова увидел озорные огоньки.

Она показала мне блокнот, почти полностью исписанный убористым аккуратным круглым почерком.

– Это мои путевые заметки о летнем путешествии. Я их обработаю, и буду писать свой рассказ в нашу книгу.

– Ты можешь печатать на машинке?

– Конечно. Только я печатаю не на этой антикварной, а на электрической. Она у папы на другом столе стоит, – она показала за мою спину, где стоял стол поменьше около большого обитого кожей уютного кресла. – Вот наше с Мишкой рабочее место.

Я с интересом осматривал чудесные и уникальные предметы этого кабинета, а Маша рассказывала об их происхождении ещё более удивительные истории. Собрание книг на полках поражало тематическим разнообразием и исключительностью оформления. На отдельной полке стояли в ряд книги в переплетах под кожу, на корешках которых значились просто номера томов 1, 2, 3, 4… их было 11. Я взял наугад, одну книгу, оказавшуюся одним из самодельных изданий семьи Морозовых. Просто потому, что она имела название «10». Нет, неправда! Я прочитал на корешке: «Морозова М. Ф.», поэтому рука сама потянулась именно к этой.

– Маш, можно мне взять почитать эту книгу? – спросил я.

– Конечно, Владик, возьми, – сказала она.

Я бережно положил томик на стол, уверенный, что не забуду его взять перед уходом.

– Пойдём, я покажу тебе наш двор и что‑то ещё…

Маша вышла из библиотеки и направилась к веранде, у двери которой уже сидел Джек, призывно виляя хвостом. Потрепав пса за холку, девушка выпустила его гулять и сама начала осторожно спускаться по каменной лестнице. Я подбежал к ней, подхватил на руки, помогая спуститься на землю. И тут, она резко остановилась, обернувшись.

– Влад, спасибо тебе за помощь, но позволь мне самой справляться с элементарными действиями. Я хочу тренироваться ходить, а ты образно говоря, за меня готов ноги передвигать.

Я стушевался, отпустив девушку. Она заметила мое замешательство и решила сменить тему.