Палач, скрипачка и дракон

Почему‑то все рефлексы разом изменили Нильсу, когда девушка, приподнявшись на цыпочки, накинула шарф ему на шею и быстро завязала простой узел. По черной шинели будто заструилась Алая Река из древней страшной сказки.

– Зачем? – изумился Нильс.

– Для теплоты, – сказала Энрика. – Там все подарками обмениваются, а вы тут стоите такой одинокий всегда… Праздник ведь. С новым годом! – И она впервые за весь разговор улыбнулась. – Завтра не станет Энрики Маззарини, будет Энрика Моттола. Хорошая девушка, которая не крадет таблички с названием улицы, играет только диоугодные мелодии. У нее много дел будет. Церковный хор учредить, учеников набрать, отцу подряд выхлопотать – орган в церкви настраивать. Фабиано в ножки поклониться, попросить, чтоб семью из дома не выгонял. – Энрика отвернулась, голос ее прерывался. – Вот она какая будет – Энрика Моттола! А вы… Вот посмотрите на этот шарфик и вспомните Энрику Маззарини, которая всем в этом городе поперек глотки встала. Потому что, видите ли, ей мастерство важнее, чем на коленях ползать и лбом об пол колотиться!

«Истерика, – грустно подумал Нильс. – Однако ж мне все равно полагается на ус мотать. Вон чего говорит‑то… Но погоди! Неужели правда сегодня за Гиацинто выходит? Скрипачка – за сына жреца? И в тайне все до сих пор?»

Ох, как заныло у него сердце! Но почему, почему, Диаскол его раздери? Что за страшное предчувствие, почему кулаки сами собой сжимаются?

– Каток! – раздался в ночной тишине дикий вопль, и между Энрикой и Нильсом пробежал Бенедетто – пятнадцатилетний парень, который отчего‑то задержался и не пришел на вечер подарков. Теперь он открыл дверь в кабак и заорал туда: – Колдуны каток залили! Бегом кататься!

Он тут же убежал, а вслед за ним из кабака рванула пестрая вопящая толпа. Нильс и Энрика прижались к стенам по разные стороны от входа. Когда пробежал последний человек, их взгляды встретились.

– Вы, наверное, туда же пойдете? – спросила Энрика.

– Разумеется. Мое дело сегодня – обеспечить порядок и безопасность.

– А как же ваши бравые ребята?

– Я позволил им побыть с семьями. Как знать – может, после полуночи придется работать. Праздник – время опасное.

– Ну, тогда проводите и меня!

Нильс опешил:

– Что сделать?

Энрика, уже шагнувшая вслед за унесшейся толпой, обернулась:

– Проводите! Ну, я тоже ведь часть этого города, хоть и не самая диоугодная. Обеспечьте мне безопасность и порядок, если вас не затруднит. – Она спрятала рот и нос за воротником пальто, спасаясь от мороза, усилившегося с наступлением темноты, и глухо добавила: – Вам ведь тоже, наверное, одиноко.

Они пошли вместе. Нильс бы добрался до площади с катком минуты за три‑четыре, но с Энрикой плелись все десять, томясь тягостным молчанием.

– Гиацинто… – начал было Нильс, но Энрика его прервала:

– Не хочу про меня! Давайте про вас. Почему у вас нет жены? Неужели ни одна не согласилась?

Нильс обдумал вопрос, рассеянно теребя шарфик.

– Не спрашивал никого, – ответил он терпеливо ждущей Энрике. – Любви не было, так не из‑за чего и жениться.

– Какой вы скучный – прямо как все, – вздохнула Энрика. – Любовь… Любовь – она у бездельников. А когда дело есть – не до любви, право слово.

– У меня было дело. Любви не помешало. Только вот с тех пор я и зарекся. Правильно ты говоришь – лучше делать то, чего от тебя Дио хочет, а все эти любови – ну их к Диасколу, один вред от них.

Во взгляде Энрики сверкнул интерес.

– А ты на самом деле другой, – сказала она, и Нильс вдруг сообразил, что они как‑то незаметно перешли на «ты». – Значит, и любви не хочется, и без любви жениться противно?

Нильс кивнул.

– Эх, не в том мы мире родились, – засмеялась Энрика.

Теперь говорить приходилось громко – добрались до катка. Блестящее ледяное озерцо посреди центральной площади Вирту блестело в свете газовых фонарей, будто огромное зеркало. На нем уже не протолкнуться, а из в одночасье выросшего рядом домика с надписью «Коньки» выходили все новые желающие покататься.

– Надо работать, – извиняющимся тоном сказал Нильс.

– Спасибо за беседу, – кивнула Энрика и пошла, вздохнув, к домику.

– Синьорита Маззарини, – окликнул ее Нильс. Мог и хотел окликнуть по имени, но почуял нутром, что девчонке будет приятно услышать фамилию, которой она вот‑вот лишится.

Она обернулась, вскинула голову, высвободив подбородок из‑под воротника.

– Спасибо за подарок и – с праздниками вас! – Официальное обращение все‑таки помешало удержать это зыбкое «ты». – Желаю в новом году счастья.

– Спасибо! – улыбнулась Энрика. – И вам того же. Да услышит Дио наши пожелания.

Когда она исчезла в дверях домика, Нильс еще несколько секунд стоял, глядя ей вслед, потом встрепенулся. Работать действительно нужно, на катке началось дикое столпотворение.

– Так, а ну – очистили пространство! – рявкнул Нильс. – Дайте сперва малышам покататься! Их уж скоро домой погонят – тогда и вам время будет. Ну? Мне что, два раза повторять? Я словами только один раз говорю, потом иначе объясняю!

***

– Нет‑нет‑нет, – качал головой Рокко, стоя за конторкой. – Я говорю – пять медяков за пару! Синьора Латтанци, уж вам ли прибедняться? Весь город знает, как вы «бедствуете». Либо отпускайте мальца на лед одного, либо – десять медяков, так‑то.

Далила Латтанци, гневно сопя, высыпала в подставленную ладонь требуемую сумму, но не удержалась от замечания:

– Не надо, молодой человек, завидовать! Богат тот, кто экономить умеет.

– Было б что экономить – все бы экономили. Да, народ?

Народ, столпившийся в крохотном помещеньице, поддержал Рокко дружным гулом. Далила, тут же умолкнув, взяла коньки, протянутые Рокко, и поспешила удалиться. А к конторке уже протиснулась следующая желающая.

– Куда без очереди? – прикрикнул Рокко. – Самая умная, что ли?.. А, это ты? Заходи. – Он открыл дверцу и впустил за конторку Энрику. Она быстро проскользнула к нему, увернувшись от брызжущего искрами света шарика – их штук десять летало по комнате, светло было как днем. Прикрыв дверку, Рокко бросил незаметный взгляд на безымянный палец левой руки Энрики. И вздохнул с облегчением.

Передавая следующую пару коньков, Рокко про себя отметил, что все вроде бы вернулось на круги своя, и улыбнулся. Тут же Энрика заговорила ему на ухо:

– Ты надолго тут?