Палач, скрипачка и дракон

– Сейчас уйдем, только штуковину одну устрою.

Рокко провел рукой над банкой с мелочью, потом сделал несколько пассов перед стойкой с коньками и повернулся к очереди:

– Мне нужно отойти по важному делу. Коньки берем сами, пять монет за пару. Кто попытается обмануть – у того руки отсохнут, я предупредил. Подлечить потом – подлечим, но это уже сотня медяков, она же – серебряная. Кто выгоду считать не умеет – у соседей спрашивайте.

Рокко взял со стойки две пары коньков и, подхватив Энрику под руку, вытащил ее наружу, выставленным вперед локтем расталкивая людей. Оказавшись на улице, они направились к длинной скамье перед катком. Нильс уже успел всех организовать. По льду смешно ковыляли малыши, поддерживаемые родителями, а молодежь стояла вокруг и беззлобно смеялась.

– Ну что, синьора Моттола, не изволили передумать? – нарушил молчание Рокко, усаживая Энрику на скамью.

– Отстань, а? – взмолилась Энрика. – Ну чего ты как этот? Без того тошно, ты еще…

– Извини, – невозмутимо отозвался Рокко. Присев на корточки, он распускал шнурки на ее ботиночках. – Мне, поверь, не все равно, вот и беспокоюсь. Так, просто, на всякий случай замечу – хочешь, слушай, а хочешь – мимо ушей пропускай. Работу поменять всегда можно. Денег на кусок хлеба раздобыть – не велика проблема. А вот муж – это всерьез и надолго.

Энрика отрешенно смотрела на его руки, ловкие пальцы, развязывающие узел. Потом дернулась, спрятала ногу под скамейку.

– Что ты делаешь? Перестань. Увидит кто…

Пожав плечами, Рокко сел рядом, занялся своими шнурками. Каток шумел за спиной, а перед глазами – пустынная часть площади, даже фонари не горят.

– Дело не в деньгах и не в работе, – говорила Энрика, натягивая коньки. – Как ты‑то этого не понимаешь?

– Да я‑то все понимаю, – попытался заверить ее Рокко. – Только…

– Нет, ничего ты не понимаешь! – упиралась Энрика. – Этот человек уничтожил смысл моей жизни! Просто так, из вредности.

– Так ты отомстить хочешь? – Рокко ухмыльнулся. По части «отомстить» у него имелся богатый арсенал колдовских средств.

От него не укрылась заминка Энрики. Девушка задумалась. И ответ прозвучал неуверенно:

– Нет… Зачем сразу «отомстить»? Вернуть свое. Ох… Пятнадцать минут еще. – Она устремила взгляд на часовую башню, возвышающуюся над площадью. Без пятнадцати десять. Ровно в десять детишек погонят домой. К одиннадцати разойдутся и взрослые. В полночь каждый поднимет у себя дома бокал сока, съест вожделенный кусок жареного мяса и ляжет спать. Такой вот веселый праздник. Хвала Фабиано.

– Колдун говорит, если что твое – этого никто и никогда отнять не может, – произнес Рокко, хмурясь и хлопая себя по карманам.

– А ты его слушаешь, да? – фыркнула Энрика.

В ответном взгляде Рокко смеха не было, и девушка прикусила язычок.

– Всю жизнь слушаю. Пустых слов он не говорит. И, хотя между нами существуют определенные… А, вот!

Тут же позабыв о разговоре, Рокко показал Энрике пузырек с прозрачной жидкостью.

– Вода? – Энрика склонила голову, рассматривая.

– Ну не простая же!

Рокко бросил пузырек перед собой и, когда тот коснулся снега, щелкнул пальцами. Энрика вскрикнула – перед ней в мгновение ока раскинулось ледяное поле. Огромный гладкий каток, вокруг которого зажглись фонари.

– Погнали, пока остальные не прочухали? – улыбнулся Рокко.

Две ловкие фигуры заскользили, завертелись по блестящему твердому озеру. Энрика смеялась, позабыв обо всех своих бедах, и Рокко, ловя взглядом ее раскрасневшееся лицо, молча радовался.

– Послушай, – сказал он, схватив за руку проезжавшую мимо Энрику. – Давай утренний разговор закончим?

Помрачнела.

– Может, не надо? Все ведь ясно…

– Не все. – Вместе они покатили дальше, держась за руки. – Ты не думай, я тебе в любви до гроба признаваться не собирался.

– Ох! – вырвался у Энрики вздох облегчения. – Слава Дио! Я всю ночь думала, как бы тебе сказать, что мы – друзья и только.

– Об том и толкую, – кивнул Рокко. – Ума ты не великого, над простыми вещами целую ночь думаешь, а как что сложное решить – так рубишь с плеча. Все вы, Маззарини, такие. Я тебе что предлагал? Замуж за меня выйти. Я тут ни перед кем не расшаркиваюсь – и ты не будешь. Совсем другое отношение. И на скрипке – хоть в пост играй, слова никто не скажет.

– Я‑то, коли захочу, и в церкви сыграю! – Энрика махнула рукой, будто ведя смычок по струнам. Или отрубая голову невидимому врагу. – Тут не все так просто. Город…

– Никто за тобой не пойдет, – тихо оборвал ее Рокко. – Давай начистоту. Фабиано дал возможность честно на кусок хлеба зарабатывать, вернул в Вирту покой и безопасность. Для людей это важно, а не музыка. Надо было раньше с тобой поговорить, да я думал, ты и так поймешь… Теперь времени мало. Брак с Гиацинто не поможет тебе ничем. Ты не успеешь оглянуться, а жизнь превратится в ничто. Если не хочешь за меня замуж – иди лучше в работный дом, от всей души советую. Там я, по крайней мере, не увижу, как ты в колоду безмозглую превращаешься.

Он видел на ее лице следы внутренней борьбы, но понимал, что борьба идет не там, где должна бы. Энрика просто ищет слова, чтобы скрыть обиду и досаду на него. Рокко вздохнул украдкой. Ну не получается у него говорить убедительно, увы… Ладно, пусть уж делает, что хочет. Авось, милостью Дио, как‑нибудь и пронесет.

– Каток! Новый каток! – поднялся вопль.

– Поперло, – зевнул Рокко, увлекая Энрику к дальнему краю озерца. – Не бери в голову, все, закрыли тему. Ты сказала, я сказал. Не будем ссориться. Праздник все же…

Он вновь вспомнил о подарке, лежащем в кармане куртки, но не решился достать. Как‑то жалко будет выглядеть. Лучше завтра. В честь, скажем, замужества.

Энрика, остановившись, обняла его за шею.

– Скажи мне что‑нибудь ободряющее, – ворвался в ухо жаркий шепот. – Что меня все будто на похороны отправляют? Говорят, некоторые замуж с радостью идут…

Рокко похлопал подругу по спине:

– Синьора Моттола, все у вас будет – лучше не придумаешь… Какой ужас!

Энрика вздрогнула.

– Что? Что такое?

Не отпуская ее, Рокко ловким движением развернулся.

– Не могу на это смотреть. Ничего страшнее в жизни не видел. Ты видишь? Видишь?!