Перегрузка

Подав напитки, она убрала пепельницы, навела порядок в гостиной, чтобы ничто не напоминало о недавнем присутствии посетителей. Миниатюрная и деловая, похожая на подростка, до того, как выйти замуж за Уолли, Мэри работала в креативном отделе рекламного агентства и до сих пор, будучи матерью семейства, брала частные заказы.

Ардит, выпрямившись на диване, потягивала скотч – похоже, немного успокоилась.

– Я, наверное, ужасно выгляжу, – внезапно сказала она.

– Нормально, учитывая ситуацию, – заверил ее Ним.

Ардит подошла к зеркалу.

– Господи боже!.. Посидите здесь, я сейчас вернусь.

Она вышла из гостиной с бокалом виски в руке и поднялась по лестнице на второй этаж. Ним с мрачноватой иронией подумал, что мало кто из мужчин может похвастаться таким сильным характером и такой способностью к восстановлению, как эта женщина. Тем не менее лучше, наверное, сначала поговорить с Уолли, передать ему слова Эрика Хамфри: семье лучше не видеть останков Уолтера.

Мэри вышла на кухню. Теперь, когда они остались вдвоем, без женщин, Ним – так деликатно, как только мог, без лишних подробностей – объяснил Уолли ситуацию.

Реакция последовала мгновенно. Уолли проглотил остаток виски в стакане одним глотком. На глазах у него выступили слезы.

– Господи! Об этом даже слушать невозможно. Я не смогу сказать матери, придется тебе.

Ним промолчал: мысль о предстоящем разговоре наполняла его ужасом. Ардит вернулась минут через пятнадцать. Она успела сделать макияж, причесаться и переодеться, сменив платье на стильную блузку и юбку. Несмотря на глубокую печаль, сквозившую в ее взгляде, внешне она выглядела почти так же спокойно и привлекательно, как всегда. В гостиную вернулась и Мэри. Уолли вновь налил всем виски, и они неловко присели, не зная, что сказать.

Первой заговорила Ардит.

– Я хочу увидеть Уолтера, – твердо произнесла она и повернулась к Уолли. – Ты знаешь, куда его отвезли? Какие были… сделаны распоряжения?

– Тебе лучше его не видеть. Дело в том, что… – Уолли замолчал, поднялся на ноги, подошел к матери и поцеловал ее. Затем, отвернувшись, продолжил: – Есть проблема. Ним тебе сейчас расскажет. Да, Ним?

Ним подумал, что хорошо бы сейчас оказаться отсюда подальше.

– Мама, милая… – Уолли не стал садиться. – Мы с Мэри съездим домой, уложим детей. Потом вернемся. Кто‑нибудь из нас останется на ночь.

Ардит, словно не слышала его, спросила:

– Какая проблема? Почему мне нельзя увидеть Уолтера? Объясните, кто‑нибудь.

Уолли тихонько вышел из комнаты, Мэри выскользнула за ним, но Ардит, казалось, этого не заметила.

– Пожалуйста! Почему?..

Ним сжал ее руки в своих:

– Ардит, послушай. Уолтер умер мгновенно. Все произошло за доли секунды. Он не успел ничего осознать, не успел почувствовать боль. – Ним надеялся, что говорит правду. – Но он обезображен.

Ардит застонала.

– Я хорошо знаю своего друга. Он бы не хотел, чтобы ты видела его таким, чтобы ты его таким запомнила. – Ним замолчал, не в силах продолжать. Услышала ли его Ардит? Поняла ли?

Вновь повисло молчание.

– Ним, ты ужинал? – в конце концов спросила Ардит.

Он покачал головой:

– Не было времени. Я не голоден. – Он не успевал следить за переменами ее настроения.

Ардит встала:

– Я что‑нибудь приготовлю.

Ним прошел за ней в небольшую, отлично продуманную кухню, которую Уолтер Толбот спроектировал самостоятельно. Со свойственной ему скрупулезностью Уолтер сперва не пожалел времени, чтобы тщательно изучить хозяйственную рутину, а потом расставил все так, чтобы двигаться было максимально удобно, а времени тратилось как можно меньше. Ним расположился за столом‑островом, наблюдая за Ардит; помочь он не пытался, решив, что кухонные хлопоты помогут ей успокоиться. Она разогрела суп и налила его в керамические чашки, потом сделала омлет с зеленым луком и грибами. Когда омлет оказался в тарелках, Ним осознал, что все‑таки голоден, и поел с большим удовольствием. Ардит сперва тоже пыталась есть, но в конце концов оставила большую часть на тарелке. За едой последовал крепкий кофе; взяв чашки, они вернулись в гостиную.

– Возможно, я все‑таки буду добиваться, чтобы мне показали тело, – сказала Ардит тихо и спокойно.

– Если ты так решишь, никто тебе не помешает. Но поверь, не надо…

– Террористы, которые подбросили бомбу… которые убили Уолтера и других людей… думаешь, их поймают?

– Рано или поздно. Сумасшедших ловить трудно – они ведут себя непредсказуемо. Но если они снова попытаются сделать что‑то подобное – а они скорее всего попытаются, – тогда их точно поймают, и они ответят за все.

– Наверное, я должна желать, чтобы их наказали. А мне почему‑то все равно. Это плохо?

– Нет. В любом случае это уже не твоя забота.

– Какова бы ни была их судьба, ничего не изменишь. Не вернешь Уолтера… никого не вернешь. – Ардит задумалась. – Ты знаешь, что мы прожили вместе тридцать шесть лет? Наверное, я должна быть благодарна. У многих людей и этого нет, а мы по большей части были счастливы… Тридцать шесть лет… – Они тихонько заплакала. – Обними меня, Ним.

Он обнял ее за плечи и притянул ее голову к своему плечу. Она продолжала плакать, но уже без надрыва. Это были слезы принятия и прощания, памяти и любви – очищающие слезы, приходящие, когда в человеческой душе начинается процесс исцеления, такой же древний, необъяснимый и удивительный, как и сама жизнь.

Обнимая Ардит, Ним почувствовал приятный аромат ее духов. Мелькнула мысль: когда она успела надушиться? Наверное, когда уходила наверх… Господи, что за мысли!

Снаружи окончательно стемнело, лишь иногда мелькали фары проезжающих машин. В доме все замерло и воцарилась тишина.

Ардит больше не плакала и теперь прижалась к Ниму ближе. Он вновь вдохнул густой аромат ее духов – и, к своему смущению, понял, что его это возбуждает. Внезапно он очень остро почувствовал, что обнимает привлекательную женщину. Ним попытался отвлечься, подумать о другом, перечеркнуть происходящее, но безуспешно.

– Поцелуй меня, Ним. – Ардит подняла голову, и их лица оказались совсем близко.

Губы соприкоснулись – сперва осторожно, потом все смелее. Ардит целовала его жарко, требовательно, дразняще. Чувствуя, как обоих захватывает страсть, он вновь спросил себя: неужели это происходит наяву?

– Выключи свет, – тихо велела Ардит.

Он повиновался, хотя настойчивый голос внутри говорил: «Не делай этого! Остановись! Беги прочь!» – но Ним уже понимал, что никуда не уйдет, что внутренний голос протестует лишь для проформы, и сам презирал себя за это.