Песочный человек

2 глава

 

Как раз по календарю шли святцы. Словом, неделя гадания. Каникулы в Академии уже закончились. И тут ко мне заходит секретарь, и с многозначительной улыбкой вызывает к Озоновскому. На работе мы никогда не позволяли себе с Озоновским никакой интимности. А я не реагировала на кривые усмешки.

Я зашла в кабинет к Озоновскому, и он тут же кивнул мне головой на стул, стоящий напротив. Я послушно села.

Озоновский носит очки. И у него есть привычка протирать стекла очков, даже если те в этом не нуждаются. Словом, это как закурить сигарету курильщику с десятилетним стажем. Словом, это хоть какое‑то занятие, когда ты волнуешься.

Еще у Озоновского везде лежат салфетки. Чтобы протирать стекла очков. Везде. В карманах брюк, пиджаков, пальто, в портфеле, в ящиках стола, везде…

И сейчас, жестом фокусника, Озоновский достал салфетку, снял очки и начал протирать стекла. Я сидела и ждала. Наконец, Озоновский бросил салфетку в корзину, надел очки, поправил их указательным пальцем…

– Сергей Петрович, вы что‑то хотели? – поторопила я его. Мне надоел этот маскарад с очками и салфетками.

– А? А, да. Да, да… Знаете ли, Мария Михайловна, вы отправляетесь в Париж, на стажировку.

– Что‑о?

– Да, Мария Михайловна.

– Нет, Сережа! – Плюнула я на все церемонии. – Почему я? Не хочу. Не люблю Францию. Не люблю Париж. И вообще, сейчас там постоянные демонстрации, страна на грани коллапса, а ты говоришь о какой‑то там стажировке?!?

– Ты не француженка, не пенсионерка и не безработная. Тебя никак не коснутся никакие демонстрации, Маша, – тоже отбросил церемонии Озоновский. – Ты поедешь в католическую школу. А ее, как ты понимаешь, мало волнует увеличение пенсионного возраста или как там это называется…

– Вот‑вот, Сережа, ты плохо знаешь новости, – воскликнула я. – Тебя волнует только что‑то мифическое и эфемерное!

– Это моя профессия, Марусенька, – усмехнулся Озоновский и молниеносно достал откуда‑то салфетку.

Ловкость рук, как говорится, и никакого обмана. Если бы Озоновский остался вдруг без работы, он бы запросто устроился иллюзионистом в цирк.

– Школа находится достаточно далеко от центра… Недалеко от небольшого книжного магазинчика, – зачем‑то сказал Озоновский. Я нахмурилась.

– Ты говоришь аргументы?

– Наверное… Школа, как бы это сказать, хорошо запрятана на узкой парижской улочке. Надо уйти с небольшой площади, которая располагается у книжного магазинчика, идти прямо, подняться на небольшой склон, затем спуститься, свернуть налево, а потом идти прямо и перед тобой возникнет большое серое здание, немного мрачное, в готическом стиле, с каменными горгульями на крыше…

– Ты решил мне рассказать сказку? – Ясно, что Озоновский меня соблазняет, а я не намерена поддаваться.

– Не понимаю этой твоей нелюбви, Маша. Ты же любишь море? Францию омывает Средиземное море. И даже Атлантический океан. Только представь себе! Океан!

– Какое это имеет отношение к Парижу? – зло спросила я и вздохнула. – Ничего не понимаю, Сережа. Зачем мне нужна эта католическая школа, а?

– Тебе это нужно, Машенька. – Озоновский снова начал протирать стекла очков. – Недавнее гадание на зеркалах подтолкнуло меня к этому ответственному шагу.

– Что‑о?

– Помолчи, Мария. Дай мне сказать. – В голосе Озоновского появился металл. Я притихла. – Мария… Ты до сих пор считаешь изучение и преподавание мифов прекрасным времяпрепровождением, а это не так. Я даю тебе возможность убедиться в этом.

– Даже если это и так, зачем? – вдруг спокойно спросила я.

– Я заметил и почувствовал, как ты изменилась после того гадания на зеркалах, Маша. – Озоновский взглянул на меня. – Рита забыла. А ты – нет. Для Риты это было забавой. А для тебя?

– Вот уж не думала, что ты, Озоновский, психолог! – бросила я с досадой. – Не Ритка гадала, а я.

Это было слабым оправданием, но должна же я была сказать хоть что‑то!

– Ты должна помнить из учебы, Маша, что наша суть состоит из двух частей. Одна часть в нас от бога, другая – от дьявола. И, к сожалению, дьявол всегда сильнее в человеке. Иногда это может разбудить демона. И если он проснется, его нужно убить… Понимаешь?..

– Нет! Бред какой‑то! Ничего не понимаю! Мне что, нужно кого‑то убить в католической школе?

– Не ерничай, Мария, – устало сказал Озоновский и повертел очки в руках. – Я вижу, что дьявольское начало в тебе очень сильно и влечет тебя. И я должен разрушить эти чары. Ты должна понять, что все эти чары – один обман. Ты должна пройти через это. Ради себя…

– Это звучит как бред, Озоновский, – тяжело вздохнула я. – Может, тебе, черт побери, пора на пенсию по выслуге лет или как там это называется… Ты чересчур проникся мифами и сказаниями безграмотных людей, которые бы умели от страха при виде обычного мобильника.

– Вот видишь, Мария, я прав, – пожал плечами Озоновский. – Ты не веришь. А меня считаешь старым маразматиком. Решено. Ты летишь в Париж.

– Вот как… Ты все решил за меня?

– В этой области я принимаю решения, как твой научный руководитель. Когда я принимал тебя на работу, сказал коллегам, что это для опыта, что ты собираешься написать диссертацию. Да. Я все решил. Для твоего же блага. Когда‑нибудь ты это поймешь.

– Да?.. Значит, насколько я поняла, ты бросаешь меня черт знает куда для черт знает чего во имя моего блага? Так? Ты рискуешь мной во имя любви ко мне, так?

– Совершенно верно, Мария. Не зря ты считаешься одной из лучших моих выпускниц.

Мы долго смотрели друг на друга. Я была вне себя от бешенства. Мне хотелось выхватить из рук Озоновского очки, бросить их на пол и раздавить каблуком…

– Ты можешь ненавидеть меня, – кивнул Озоновский. – Но, по крайней мере, я даю тебе отличный шанс. Прекрасную путевку в жизнь. Ты с блеском защитишь диссертацию.

– Ты, конечно, много сделал для меня. Как ты думаешь. Но для меня ли? Меня здесь ненавидят, считают карьеристкой. И диссертацию я писать никогда не собиралась. Это все твои фантазии. Это я все делаю для тебя! После учебы ты меня пристроил рядом с собой. Зачем? Чтобы держать под контролем моих демонов, так, да?

– Машенька… Маруся, – забормотал подавленный Озоновский.

– Хорошо. Я полечу в Париж. Объясни, зачем, – снова спокойно спросила я, поборов волну злости и отчаянья.

– В Парижской католической школе произошло три несчастных случая…

– А… Насколько мне понятно, все это как‑то связано с кознями дьявольскими, так?