Песочный человек
– Хотя бы! – Мужчина долго смеялся. Тихо. Заразительно. Мне тоже стало смешно.
– С вами, наверное, никогда не бывает скучно, Маша. Мария… Какое у вас красивое имя…
– А вас как зовут?
– Павел.
– Апостол Павел, – вырвалось у меня.
– Что? – Мне показалось, или он вздрогнул?
– Да так, ничего. Павел и Мария. Хм. Интересно. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Наверное, после этой фразы я уже уснула.
Во сне я видела себя Марией – Магдалиной, а Христом был Павел. Я оплакивала Павла – Христа и вдруг услышала какой‑то знакомый, низкий и глубокий голос: «Не плачь, Марленикен»… Я подняла голову и вздрогнула. Передо мной стоял человек в песочном костюме. Я спросила его: «Кто ты»? А он ответил: «Тот, которого ты ждешь». Я снова спросила: «Как твое имя»? А он усмехнулся и воскликнул: «А ты угадай»! И я стала гадать: «Шварц? Ганс? Гейнрих»?.. После каждого названного мной имени, человек в песочном костюме стучал палкой по кресту, на котором висел распятый Павел – Христос, и говорил: «Не верно»… Потом я спросила: «А может, ты – Румпельштильцхен»? Человек в песочном костюме начал смеяться. Сначала тихо. Потом громче. Еще громче. И, захлебываясь смехом, крикнул: «Не угадала! Не угадала! Ты не знаешь, кто я! Не помнишь, кто я»!..
… Мне стало холодно… И я проснулась… Резко открыла глаза и увидела Павла, склонившегося надо мной.
– С вами все в порядке? – спросил он.
– Да… Извините…
– Ничего…
Павел откинулся на спинку своего кресла.
– А что вам снилось? – спросил он.
– Сказка.
– Да?
– Да. Сказка братьев Гримм. Румпельштильцхен.
Я повернула голову и посмотрела на Павла. Он быстро застегнул верхние пуговицы своего пальто. Может, мне показалось спросонья, что на его шее колом стоит белый воротничок священника…
*** *** ***
4 глава
Мы больше не разговаривали. И когда покинули аэропорт, просто сказали друг другу: «Счастливого пути» и разошлись. Было очень жаль. Когда я села в такси, протянув водителю бумажку с адресом, заботливо написанную Озоновским, мне вдруг почудилось, что от моего сердца шли невидимые нити. И они порвались, когда я уехала от Павла… Мне будет его не хватать… Странно, что я так привязалась к незнакомому человеку за время одного полета…
Про Озоновского я вспомнила лишь у ворот католической школы: громоздкой, серой, готической…
Уже темень. Близится ночь. А я одна. «А Германа все нет», – зачем‑то сказала я про себя. К тому же, я попросила водителя остановиться не у самой школы, а напротив книжного магазинчика. Ну, не попросила, конечно. Я тщательно следила за дорогой, когда мы отъехали от центра города, а увидев магазинчик, около которого расположилась небольшая площадка, выложенная булыжником, замахала руками. И сразу же протянула купюру. Водители везде одинаковые. Что в Москве, что в Париже. Даже в бунтующем.
Когда такси уехало, оставив меня одну на небольшой площади перед магазинчиком, я поежилась. В Москве бы за такую купюру водитель хотя бы поинтересовался, что мне нужно в этот час в таком месте. А в Париже, должно быть, этот водитель подумал, что у меня свидание.
Странно, что я не спросила Озоновского, как звучит на французском «Парижская католическая школа». Может, Озоновский ждал, что я ему позвоню и спрошу об этом? И вообще, как я буду объясняться со школьниками? И о чем с ними говорить? Зачем? Почему? Я по‑прежнему не понимала ничего. Больше всего не могла понять, зачем я сюда конкретно прилетела…
Наверное, я оказалась в Париже для того, чтобы простить Озоновского. Тяжело было думать о нем плохо после пяти лет, проведенных вместе. Ведь для чего‑то же он меня сюда отправил одну…
Я, конечно, могла бы доехать и до самой школы… Но мне очень захотелось, ни смотря ни на что, проделать до этой самой школы путь пешком. Я ведь очень люблю сказки… Как там говорил Озоновский? Выйти с площади, подняться на пригорок, спуститься, потом налево и прямо…
Интересно, этот его сын хорошо говорит по‑русски? Я совсем ничего не знаю о сыне Озоновского! И он мне ничего о нем не рассказал! Общие детали не в счет! Я даже не знаю, как его зовут! Ужас! Я не спросила, потому что была в шоке и мне было не до подробностей! Но Озоновский! Он‑то почему ничего толком мне не объяснил? В этом тоже был некий смысл? Был ли вообще в этом какой‑нибудь смысл? Но отступать некуда. Уже почти ночь. Я чертовски устала и хочу спать. Чтобы попасть обратно в аэропорт, переночевать там и улететь обратно в Москву, мне нужно такси. А где его взять?
Наконец, я оказалась на той самой узкой улочке и стала пристально рассматривать мрачное, высокое, серое здание. Каменные горгульи, сидящие на крыше, были так высоко, что я толком не смогла их рассмотреть, что меня в данный момент только порадовало. Я подошла к крыльцу, над которым светила тусклая лампа, и еще раз огляделась. Чуть поодаль от крыльца шел довольно высокий забор. За забором различалось шоссе. Голые ветки деревьев хорошо давали разглядеть дорогу. Когда деревья цветут, в этом месте, наверное, становится еще более жутко, чем сейчас… Да и сейчас как‑то уж слишком темно. Ничего толком не видно. Звезды на небе мелкие и тусклые.
Я нажала на звонок. Внутри стояла тишина. Ни единого шороха. Я стояла и ждала. Прошло уже минуть пять, но ничего не происходило.
Я была на грани истерики. Меня стал обуревать страх. Стою ночью черт знает где, на узкой улочке, людей и машин нет, по – французски не говорю… Но в панику я впасть не успела. Послышался шорох, лязг, шаги, и женский голос спросил что‑то по – французски. О, ужас! И что говорить? О чем меня спрашивают? Никаких инструкций по этому поводу Озоновский мне не давал.
В отчаянии я крикнула:
– Мария Крылова! Я из Москвы! От профессора Озновского!
– О! Мадемуазель! – раздалось за массивной дверью.
Послышался лязг. Вероятно, помимо замков, дверь закрывали на засов.
Тоненькая, маленькая женщина, закутанная в черный плащ, повела меня вглубь здания. Она молчала. Я тоже.
Внутри было темно. Светильники на стенах почти не давали света. Женщина повела меня вверх по лестнице. Затем мы куда‑то свернули. Прошли по коридору. Снова свернули. Снова оказались на лестнице. Снова поднялись. Лабиринт. Одна я отсюда не выберусь. Интересно, здесь выдают путеводитель?