Пират из высшего общества

Лоренс побеседовал с освобождёнными французами, выясняя подробности их пленения. Это оказалась обычная история, когда встреча в море кораблей соперничающих стран закончилась пиратской атакой. Но на французском корабле почти нечем было поживиться: на нём плыли колонисты, главным образом бедные крестьяне, мёртвой хваткой вцепившиеся в свои ржавые лопаты и мотыги. Испанцы вытрясли личные сундуки и забрали с собой ремесленников, которые высоко ценились в качестве рабов. Именно так на испанском корабле очутились шорник, пекарь, резчик по дереву, портной, и молодой лекарь по имени Пьер Эрзак. Пираты вернули им отнятое испанцами имущество, и бедные люди были на седьмом небе от счастья, особенно лекарь: он получил обратно свой сундучок с аптекой и медицинскими инструментами. Капитан флибустьеров пообещал после завершения крейсирования отвезти всех на Тортугу, но с лекарем у него состоялся отдельный долгий разговор.

Вечером, сидя в каюте капитана, Пьер рассказал Лоренсу, как, ещё будучи подростком, нанялся в помощники к хирургу. Затем он с отличием закончил Сорбонну, получил диплом бакалавра медицины и два года проработал у врача‑еврея, который приехал в Париж из Испании, спасаясь от преследований инквизиции. Молодой помощник научился у него способам излечения тропической лихорадки и быстрого заживления ран, которые использовали ещё рыцари‑госпитальеры во время Крестовых походов. Обычные врачи таких приёмов не знали. Де Графф предложил молодому лекарю присоединиться к команде за три доли от добычи, собственную каюту и аптеку за счёт корабля. Пьер явно опешил от такого поворота событий, и Лоренс не стал на него давить, давая возможность обдумать предложение.

По решению команды баркалон получил название «Агреабль» (аgréable (фр.) приятный). Это и в самом деле оказался быстрый, очень манёвренный корабль с небольшой осадкой – настоящая находка для корсарского экипажа. В своём новом статусе капитана де Графф теперь спал не в гамаке в общем кубрике, а в собственной каюте, на удобной кровати, где хватало места для его длинных ног. В его распоряжении имелась даже персональная уборная, которая была устроена в нависающей над водой корме корабля. После всех своих злоключений Лоренс был очень доволен такими условиями.

Несколько дней он размышлял над дизайном своего личного флага. Такой знак имелся у каждого пиратского главаря, это могло быть сложное изображение в виде символической фигуры человека или животного, рука или нога, пробитое кинжалом сердце и три капли крови, но чаще использовалась какая‑нибудь вариация «Весёлого Роджера». По личному флагу друзья и враги узнавали, кому принадлежит корабль и понимали, чего ждать от его командира. Де Графф оставил две скрещённые берцовые кости, но вместо черепа изобразил трагическую древнегреческую маску, и теперь с гордостью любовался своим художеством, в которое смог вплести намёк на своё прекрасное образование и в то же время дать понять врагам, что их ожидает.

Испанский экипаж высадили на пустынном берегу Санто‑Доминго, а флибустьеры принялись крейсировать вдоль побережья, поедая собственные заготовки, а заодно деликатесы, которые достались им в наследство от прежних владельцев корабля. Наличие толкового капитана резко увеличило объёмы добычи: Лоренс прекратил практику хаотичного мотания по морю: он изучал берега, промерял глубины, прокладывал сложные фарватеры и сам составлял карты. Это занятие ему очень нравилось и вдобавок шло на пользу делу. Используя особенности береговой линии, он устраивал засады вблизи судовых путей, которые были проложены между испанскими портами. Прежде, чем закончились запасы, пираты успели захватить ещё четыре небольших судна. Три из них не оказали сопротивления, но с четвёртым призом флибустьерам пришлось повозиться.

Капитан испанского галеота «Сантиссима Тринидад» дон Диего де Паскуальгранде был отважен и опытен. Когда «Агреабль» с чёрным флагом на гафеле начал приближаться, дон Диего искусным манёвром обошёл корсаров с наветренной стороны и приказал канонирам правого борта бить по палубе вражеского корабля, где стояла наготове абордажная команда. Но де Графф отлично понял его намерения, вовремя совершил поворот и не допустил серьёзного ущерба: ядра просвистели сквозь такелаж.

Одним из преимуществ баркалона была его способность быстро идти против ветра курсом крутой бейдевинд. С сильным креном, вспенивая волны форштевнем, пиратский корабль обошёл противника с наветренной стороны, перехватил оперативный простор и подошёл вплотную прежде, чем испанские артиллеристы левого борта успели взять прицел. Лоренс перескочил на галеот, как только корабли соприкоснулись бортами, увидел направленные прямо на него мушкетные стволы, бросился ничком, перекатился по палубе и ввязался в рукопашную схватку. Через несколько секунд пираты посыпались на испанский корабль по всему борту, крича, стреляя из пистолетов и размахивая абордажными саблями. Де Графф, счастливо избежав пуль и клинков, пробился сквозь всё это побоище на корму и с налёту ударил испанского командира локтем в лицо. Тот отлетел к фальшборту, молодой и проворный противник прыгнул следом, заломил ему руку и вынудил опуститься на колени. Следуя за ним, перескакивая через раненых и убитых и отвешивая тумаки на обе стороны, огромный матрос Филлипс подбежал к флагштоку и спустил кастильское знамя. На этом сопротивление испанцев было сломлено, солдаты на палубе бросали мушкеты и сдавались в плен.

Флибустьеры сразу прекратили драку, деловито обшарили корабль и перетащили в свои трюмы индиго, табак и серебряные слитки. Трое пиратов получили достаточно серьёзные пулевые ранения, их перенесли на «Агреабль» на руках. Лоренс обратился к Пьеру с просьбой оказать им медицинскую помощь. Молодому лекарю ещё не доводилось лечить огнестрельные раны, но он охотно согласился расширить свою практику, попросил вскипятить котелок воды и занялся извлечением пули, которая застряла в бедре у рулевого по имени Жано. Пьер справился на удивление быстро: вытащил пулю, промыл рану, закрыл её лепёшкой из каких‑то измельчённых трав, замешанных на оливковом масле, и наложил повязку. Так же успешно он оказал помощь другим пострадавшим, но строго предупредил каждого, что не менее недели им необходимо соблюдать покой и не беспокоить раны. К тому моменту, когда «Агреабль» прибыл на Тортугу, раненые уже уверенно шли на поправку, в то время как в прежние времена им пришлось бы валяться с лихорадкой и гадать: получится выжить или нет. Пьер получил от команды тьму похвал и прозвище «Король», или «Людовик», в знак признания его исключительных заслуг. Впоследствии все его звали именно Людовиком.

Четверых ремесленников пираты отпустили на берег, выделив каждому по тридцать реалов, помимо их собственных средств. Этого им должно было хватить на первое время, пока не найдут себе работу. А Пьера‑Людовика де Графф удержал до раздела добычи, заплатил ему обещанные три доли и отпустил, повторив своё предложение поступить к ним в команду, если работа на берегу не заладится.

На Тортуге де Графф, как обычно, нанёс визит в губернаторский дворец и обнаружил, что д`Ожерона отозвали во Францию, а его место занял временно назначенный губернатором маркиз Жан‑Поль Тарен де Кюсси. Новый глава острова намекнул, что назревают большие перемены: господин д`Ожерон проводил политику лояльности с флибустьерами, и это перестало устраивать французское правительство. Впрочем, д`Ожерон был прежде всего реалистом, отлично знакомым с нравами Вест‑Индии. Он не пытался повлиять на обстоятельства непреодолимой силы, каким было пиратство, но стремился смягчить местные нравы и постепенно направить энергию людей на мирный труд. Де Кюсси был назначен на этот пост с условием проведения крутых перемен, однако, как и д`Ожерон, он прекрасно знал реальную обстановку. Он считал, что жёсткие меры в отношении пиратов недопустимы, нужно действовать убеждением и предлагать альтернативу флибустьерству. В беседе с де Граффом он взял на себя смелость дать господину капитану совет подумать о смене деятельности и стать плантатором. Но его предложение принесло не тот результат, к которому стремился губернатор: де Графф удвоил свою пиратскую активность, ему понравилась идея приобрести плантацию, но для покупки земли требовались немалые средства, не говоря уже о её освоении.