По ту сторону
– Обратка, иной мир – всё одно, зови как хочется. Ты на другой стороне, девчуля. Здесь всё иначе.
Вазила сунулся в двери, заржал вопросительно.
– Сбегай, – разрешила ему хозяйка. – Да всё поле не топчи. Пощипи с краешка, и будет. Полевик ещё после спячки не оправился, злющий шастает, и серп при нём.
Вазила всхрапнул, соглашаясь, да попятившись, исчез. А с печи с шумом сверзилось существо вроде филина, проковыляло к Маринке на толстых когтистых лапах.
– Здравствуйте. – на всякий случай поздоровалась Маринка.
– Уу‑ху! Уу‑ху! – прогудел в ответ филин и плюхнул к ногам гостьи придушенную крысу.
Не ожидавшая подобной щедрости, Маринка с визгом скакнула прочь. Тоська же рассмеялась да попеняла домовому:
– Не про неё то угощение, голбешка. Ты хлебушек доставай. Поспел небось?
Зарокотав неразборчивое, голбешка уковылял за печь и тут же показался снова, таща доску с румяным коричневым кругляшом.
Маринка только сейчас разглядела, что кончики крыльев оканчиваются у него крохотными тёхпалыми ладонями, а под клювом над перьями пушится борода.
– Что смотришь? У нас по‑простому. Подходи да ломай кусок. Есть‑то охота?
– Охота, – пробормотала Маринка и бочком подобралась к одному из трёх пеньков, выстроившихся вдоль стены.
Водрузив хлеб на соседний пенёк, голбешка уукнул и пропал.
– Разносолов не держу, – из застиранной тряпицы Тоська достала несколько светлых корешков. – Вот, у лопуха накопала. Пробуй. И вкусно, и польза большая.
Маринка с опаской откусила кусочек и медленно принялась жевать. Корень оказался сочным да хрустким, немного напомнил любимый сельдерей.
– Я его и в суп бросаю, и строгаю в салат. Очень меня выручает.
Разломав тугой каравай, Тоська присыпала шматок солью, протянула Маринке.
Ноздреватый, с чуть липнущим мякишем, хлеб оказался настолько вкусным, что Маринка попросила ещё.
– Нравится? – улыбнулась хозяйка. – Это бездрожжевой, на закваске. Мне с мельницы мучицу передают. Она отсюда недалеко, на болоте.
– От шишиги? – проявила осведомлённость Маринка.
– Всё‑то ты знаешь, – усмехнулась Тоська. – От неё закваска. Гераська таскает по надобности.
– Я не понимаю про изнанку, – призналась Маринка. – Вокруг ведь простой лес, и болото, и деревня. Всё знакомое, обычное…
– Обычное? – приподняла тонкие брови Тоська. – Ну‑ну.
– Не совсем, конечно, – поправилась Маринка, покосившись на нахохлившегося на печи голбешку. – Он вроде домовика, да?
– Домовик и есть. Их много, разных‑то. Как и дворовых, и овинных с сарайными…
– Я по бабы Ониному дворовому соскучилась, – улыбнулась Маринка, вспомнив неугомонного кота.
– Мой вазила тоже из дворовых. Приблудный он. Провинился перед родичами. Те его на изнанку и отправили.
– А кто его родичи?
– Так из дворовых. Лошадей любят, присматривают за ними.
– А почему вазилу отправили именно сюда?
– Изнанка их мир, – пояснила Тоська. – Тут их корни, тут их родня. Шастают через границу, шмыгают туда‑сюда, любят отираться среди людей. Нечистикам везде хорошо. А вот люди на изнанке жить не смогут.
– А как же вы?
– Это совсем другая история, – помрачнела Тоська и сразу перевела разговор. – Ты‑то зачем в Ермолаево собралась? В гости или по надобности?
– По надобности! – встрепенулась Маринка. – Мне нужно спасти Альку!
– Что за Алька? Подружка?
– Знакомая. Соседка. Её в зеркало утянуло!
– Как так? – нахмурилась Тоська.
– Она с девчонками прошлой ночью призыв делала.
– На что призыв?
– Как – на что? – Маринка непонимающе уставилась на Тоську.
– Для каких целей звали? За каким интересом?
– Не знаю. А это важно?
– Ещё бы! Наверняка на тёмное желание! Для такого подношение нужно. Вроде жертвы.
Маринка тихонько ахнула.
«Это всё Катька хотела, это она виновата» – вспомнила она слова Вики. Неужели это было задумано специально? И Катька заранее знала, чем должен закончиться обряд??
– Мне нужно в Ермолаево! – Маринка вскочила с пенька. – Спасибо вам за всё. Я пойду.
– Сама не пройдёшь, граница закрыта.
– Но сюда же я прошла.
– И это очень странно. Пыльца работает справно. Доставляет прямо по назначению. Ты всё правильно сделала?
– Вроде… Меня обо что‑то ударило в конце, потом отбросило.
– Ударило… Отрикошетило, что ли? Нехорошо это. Очень нехорошо.
– Почему? – испугалась Маринка.
– Если такое случилось, значит не попасть в деревню. Вроде как закрыта она. Отрезана от внешнего мира.
– Давайте проверим. – попросила Маринка. – Пожалуйста, проводите меня!
– Нет мне туда ходу. Да и сама бы не пошла!
– Но почему, почему? Там же баба Оня, девчата! Вдруг, с ними что‑то случилось?
– Девчата, – с горечью передразнила Тоська. – Предали они меня, понимаешь? Столько лет дружбы разом отрезали. На Аньку‑чужачку променяли!
– Ну, пожалуйста! – взмолилась Маринка. – Вы же хорошая, добрая! Лизу мою спасли!
– Я знакомую спасала, ячичну, – отвела глаза Тоська и грубовато припечатала. – Не проси! Сказано – не поведу!
– Но как же… – Маринка не сдержала слёз. – Может, им плохо сейчас! Может, им помощь нужна!
– Не ной! Я вазилу попрошу. Как вернётся с поля, проводит тебя до границы.
В комнате внезапно потемнело. В крошечное окошко больше не попадал свет.
Резко распахнулась дверь. В дом залетел свежий ветер, пронёс запахи леса и близкого дождя.
– Гроза идёт! – сообщила Тоська, выглянув наружу. – Отменяется твой поход. По грозе не отпущу. Опасно это.
– Но как же!.. – завела было Маринка, да Тоська оборвала, велела замолчать.
– Гроза шутки не любит! Как закончится, так и пойдёшь.