Под чужим именем
Саша Елагин, водитель грузовой машины, в начале прошлого года демобилизовался, но успел влюбиться, женился и уже ждал ребенка. Проникаясь к жене чувством удивительной благодарности, он ухаживал за ней, трогательно оберегая ее от волнений и тяжелой работы, сам мыл пол и стирал белье. Был Саша человеком необычайной физической силы. Домкрат под машину он ставил так: руками поднимал машину, а кто‑нибудь подставлял поднятый домкрат. Как большинство сильных людей, он был добродушен и прост, пил редко, да и то больше пиво, но пьянел быстро.
И сейчас Елагин был пьян. Широко расставив ноги, засунув руки в карманы брюк, он беззлобно, мягко попросил:
– Поговорить бы чуток, Сергей Иванович, а?
– Ну что ж, давай, Саша, потолкуем, – согласился Гуляев и, взяв его под руку, повел на берег реки, на пригорок, где стояла в тени старой липы одинокая скамейка.
По реке бежала лунная тропинка, где‑то около берега, под ветвями ивы, скрипя уключинами, поднималась против течения лодка и в ней тихо, едва перебирая лады, баянист наигрывал: «Уж ты степь моя»…
Гуляев и Елагин сели на скамейку, помолчали.
– Ну, что у тебя, Саша? – нарушив молчание, спросил Гуляев.
– Не знаю, как и сказать, Сергей Иванович. Очень я вам обязан, хороший вы человек, душевный…
– Ты, Саша, будто сватать меня собираешься, все хвалишь да хвалишь. Либо денег занять хочешь? – с ухмылкой спросил Гуляев.
– Вы для меня, Сергей Иванович, что отец родной. Другой бы отец того для сына не сделал, что вы для меня сделали… – в голосе Елагина слышалась пьяная слеза умиления.
– Гляди, Саша, захвалишь меня, зазнаюсь, – все так же бросил Гуляев.
– Нет, Сергей Иванович, вы человек простой. Я с вами чуток поговорю, у меня на душе яснее становится. Варька‑то моя на сносях, того и гляди, рожать будет… Ох и люблю я ее, Сергей Иванович, так люблю, что и слов у меня нет сказать это.
– А ты, Саша, помолчи. Гляди, красота какая.
Лодка выбралась на середину реки, девушка, сидевшая на веслах, перестала грести и, откинувшись назад, запрокинула руки за голову. Подхваченную течением лодку медленно сносило вниз, и звуки баяна становились все глуше, глуше и затихли совсем.
– Ты хотел мне что‑то оказать, Саша? – напомнил ему Гуляев.
– Хотел, Сергей Иванович, да вот чуток задумался, – ответил Елагин, проводив глазами падающую звезду. – Был уговор меж нами, ну я его честь‑по‑чести выполнил. Теперь вы не то что любительские, по второму классу права получите.
– Ну? – после паузы спросил Гуляев. – Ты, Саша, все чего‑то не договариваешь.
– Не знаю, как и сказать. Смелости у меня не хватает, – растерялся Елагин.
– Ну, ну, Саша, смелее!
– Не могу я, Сергей Иванович, машину вам давать. Поговорили бы вы с начгаром, он вас уважает, даст распоряжение и – порядок! Я, конечно, вам по гроб жизни обязан, да…
– Кишка тонка, так, что ли? – с усмешкой спросил старик.
– Ладно, – сказал Елагин, безнадежно махнув рукой, – ладно, что будет, то будет, – и, поднявшись, добавил: – Варька, поди, волнуется, поздно… Покойной вам ночи, – и широкой походкой, вразвалку, он быстро пошел в сторону города.
Гуляев постоял, посмотрел ему вслед.
В стороне города огромные корпуса завода сверкали электрическими огнями, дальше еще и еще, огни переливались, сливаясь на горизонте с ярким, звездным небом и полной луной.
16. Опять следы
В субботу утром, когда майор Никитин пришел в управление, Шура сказала ему, что полковник болен и сегодня на работе не будет.
Никитин прошел в свой кабинет. Он только что побывал на объектах и лишний раз убедился: материально‑техническое обеспечение стройплощадок ведется из рук вон плохо!
С объектов Никитин проехал на центральный материальный склад, все внимательно осмотрел и пришел к выводу, что склад затоварен дефицитными, но не нужными стройке материалами и совершенно не обеспечен всем тем, что было необходимо строителям ОСУ.
Сделав для себя выписку остро необходимых материалов, Никитин положил ее в стол и вызвал к себе Вербова с картотекой МТО.
Вербов явился, как всегда, с дежурной улыбкой и, поставив на стол Никитина большой узкий ящик с картотекой, весело сказал:
– В нашей маленькой корзинке, что угодно для души…
– Для души, может быть, а для стройки нет, – сухо отозвался Никитин. – Я не понимаю вас, Евгений Николаевич. Зачем у нас на складе лежит сотня эмалированных ванн, тридцать пять кубов дубового паркета, полтонны обойно‑мебельных гвоздей и многие другие материалы, в которых есть острая нужда на многих стройках и предприятиях страны; в то же время нет материалов, нужных нам.
– Плохо вы разбираетесь в материальном снабжении. Да я за этот паркет или ванны что хочешь наменяю! А вот когда у тебя на складе хоть шаром покати – ни черта не достанешь… – оправдывался Вербов.
– Я плохо разбираюсь в материальном снабжении, но то, что делаете вы, товарищ старший инженер, называется не снабжением, а несколько иначе… Давайте посмотрим картотеку! – закончил Никитин.
Вербов, вынув из ящика первую группу карточек, выкладывал их на столе перед майором и давал краткие пояснения. И тут Никитин увидел то, что заставило его насторожиться: многие цифры и названия материалов в картотеке были подчеркнуты ногтем!
Невольно взгляд его упал на холеные, белые с длинными ногтями руки Вербова. Нужно было проверить, сейчас же, не откладывая в долгий ящик.
Вынув из стола составленный им список необходимых материалов, он спокойно сказал:
– Вот, Евгений Николаевич, список материалов, в которых ощущается острый недостаток на наших стройках. Подчеркните все то, что, по‑вашему, имеется у нас на центральном складе.
Вербов взял список и пробежал его глазами. Пользуясь этим, Никитин накрыл папкой лежащую на столе ручку. Прочитав список, Вербов оглядел стол в поисках ручки и, не найдя ее, попросил:
– Разрешите карандаш или ручку.
Никитин пощупал карманы кителя и, не обнаружив карандаша, сказал с досадой:
– Забыл карандаш на объекте, а вы, Евгений Николаевич, подчеркните ногтем!
– Я ногтями не заменяю канцелярские принадлежности. Сейчас, одну минуту! – сказал Вербов и вышел к себе в кабинет.
