Под полной луной

Охотник рывком протолкнул клинок глубже, по самую рукоять, не спуская глаз с товарища. Он с любопытством наблюдал, как до того доходит осознание собственной смерти. Всеволод замер, захлопал глазами, не веря в случившееся. Рот глупо открывался, пытаясь набрать в легкие воздух, а из живота на руку Ипполита закапала горячая кровь. Улыбаясь, охотник провернул нож сначала в одну сторону, потом в другую, разрывая внутренности. Затем резким движением вынул клинок.

Всеволод потерял равновесие и упал, прижимая ладонь к животу, а Ипполит, тем временем, направился к перепуганной до смерти Рите. А поскольку я стоял перед ней, то со страху решил, что он намерен прикончить и меня. Не имея представления, как себя защитить, я выставил перед собой руки.

В последний момент заметил приближающийся кулак, а следом наступила темнота. Мне снился оборотень, кружащийся по двору. Он выискивал добычу, отравляя воздух зловонным дыханием, и ослеплял все живое, смотрящее в его сторону. А сверху на это безумие взирала полная луна, каким‑то неимоверным способом достигнув гигантских размеров.

Придя в сознание, я услышал мужской смех и женский плач. Голова раскалывалась, перед глазами стояла мутная пелена; окружающие предметы расплывались, словно находились в постоянном движении.

Не имея сил подняться, я повернул голову в надежде, что все случившееся мне приснилось, и я увижу Митрофана и Всеволода в добром здравии. Но представшая моему взору сцена, всю чудовищность которой невозможно описать словами, чуть не лишила меня разума.

В свете раскачивающейся на столе лампы я увидел, как Ипполит владел Ритой сзади. Стол скрипел от каждого его толчка, а насильник смеялся во все горло, держа женщину за волосы. Она рыдала навзрыд, не в силах сопротивляться, а недалеко от них, с кружкой самогона в руке, расхаживал Григорий, ожидая очереди.

Я не мог даже посочувствовать бедной Рите, так как в голове творилось нечто невообразимое. А где‑то рядом притаился оборотень. Но и он не представлял для меня интереса. Все упиралось в головную боль и в отсутствие осмысленного восприятия мира. А затем вновь на меня нахлынула волна забвения, заглушив все посторонние звуки.

Во второй раз я очнулся от крика петухов. Приоткрыв глаза, увидел занимающийся рассвет. Ужасно хотелось пить. Первая попытка подняться с треском провалилась; никогда в жизни я не чувствовал себя более беспомощным, чем сейчас. Занемевшие мышцы рук и ног выворачивало наизнанку и, с трудом перевернувшись на спину, я еще какое‑то время лежал, ожидая, пока восстановится кровоток.

Уже поднимаясь, услышал тихий смех. Не обращая внимания на судороги, я встал, выискивая взглядом Риту. Она сидела под столом и тихонько хихикала, а дальше…

Моему взору предстали последствия трагедии. Тела охотников, застывшие в неестественных позах, раскиданы по всему двору. Если с Митрофаном и Всеволодом все было предельно ясно, то вид двух других тел едва не лишил меня сознания повторно. Их изуродовали до неузнаваемости. Из растерзанного живота Ипполита тянулась длинная вереница кишок, оторванная левая рука валялась в пыли у сарая, а сквозь разорванное горло виднелся позвоночник. Недалеко от него, в не менее кошмарном состоянии лежал Григорий. Его лицо обгрызли, а на местах сочленений проглядывали белые, как мрамор, кости.

Мне в жизни не доводилось видеть ничего подобного.

Осторожно ступая между телами, над которыми уже роились стаи мух, перешагивая участки земли, забрызганные кровью, я обошел по кругу место происшествия, взглянув на него с нескольких сторон. На ум приходило единственное слово – «резня», дотоле ни разу не используемое мной по назначению. И только сейчас я в полной мере осознал его смысл, взирая на «пережеванные» куски мяса, распростертые у моих ног. Сделав полный оборот вокруг двора, я возвратился к столу, под которым пряталась жена Митрофана.

– Куда делся оборотень? – спросил я у Риты, опустившись перед ней на колени. Но женщина продолжала мерно раскачиваться и тихонько хихикать, не обращая на меня внимания.

Поняв, что она не в себе, и никакой полезной информации от нее не добиться, я отправился искать помощь. Ворота оказались выломаны. Разнесенные в щепки створки едва держались на вывороченных петлях, протяжно поскрипывая на ветру. Я был поражен неимоверной силой зверя… а еще не мог понять, почему он оставил меня в живых. А Риту? Видела ли она расправу над охотниками или отключилась раньше, не вытерпев издевательств?

Остановившись, я еще раз окинул взглядом двор и увидел то, что ускользнуло от моего внимания с самого начала. Рвотные позывы не заставили себя ждать: я согнулся, не в силах принять этот ужас за действительность. Мне открылась часть тайны, спрятанная за помутившимся разумом Риты.

Не помня себя от страха, я несся по улицам, оставляя позади злополучный двор Митрофана. Перед глазами мелькали силуэты домов, из которых выходили люди и молча провожали меня взглядом. А я все бежал, не зная, куда; что, собственно, и не имело значения. Главное, подальше от того проклятого места.

В голове вертелась одна‑единственная мысль: охотники погубили сами себя.

Если бы они не напились, не наговорили друг другу гадостей и не устроили драку за право овладеть женщиной перед своей – якобы неминуемой – смертью, все бы остались живы. Впятером мы бы смогли одолеть чудовище, теперь я это знал наверняка. Потому что зверь, даже после «превращения», оставался внутри Игната, точнее, у него в голове. Он был сумасшедшим, не более.

Но то, что я увидел, повторно взглянув на Ипполита, оказалось выше моего бедного разума. И как с этим жить дальше, я не представляю. Ибо на растерзанном оборотнем трупе, выпотрошенном с невыразимой жестокостью и силой, я увидел след укуса… человеческих зубов.

 

Грузовик с арбузами

 

Как часто вы вспоминаете о местах, в которых выросли?

Помните ли соседку, что угощала наливными яблоками? А старшеклассника из дальнего подъезда, которого вы боялись и боготворили одновременно?

Дурманящий запах детства порой настигает каждого из нас. Где бы мы ни находились. Стоит лишь остановиться и закрыть глаза, и воспоминания уже спешат вам навстречу, разрывая паутину времени и продираясь сквозь памятники прожитых лет. Спешат, чтобы показать сверкающие радостью глаза и озорную улыбку ребенка, которым вы некогда были. И если постараться, можно услышать его звонкий смех.

Он не знал, как будет дальше, но искренне верил, что будет не так…

Мир навсегда должен был остаться причудливым и ярким, полным чудес. С молодыми и здоровыми родителями; со школьными друзьями; с солнечными днями во дворе и уютными вечерами с чаем перед телевизором.

Но наступает момент, когда все меняется. Быстро и необратимо. В вашей жизни происходит нечто столь необычное, что сбивает с наезженной колеи. То, к чему вы оказываетесь не готовы…

Тогда же меняетесь и вы, хоть и осознаёте это лишь спустя годы.

Так было и со мной…