Покушение в Варшаве
– Не на русском. – Александр Христофорович не принял бумаг. – Отдайте первоначальный вариант копий на персидском, который добыли наши эриваньские умельцы. У Паскевича дельные люди в охотниках[1] ходят, умеют взять, что надо, – он усмехнулся в усы. – Отдайте то, что получили.
Нессельроде надломил густейшие черные брови.
– Вы сумеете прочесть?
– Нет нужды. У нас есть переводчики.
Карл Васильевич чуть не вспылил: ну и доставали бы документы сами! С минуту поколебавшись, он все‑таки извлек из секретера другую папку. Но не смог не съехидничать:
– Может, вы все‑таки предпочтете хоть французский перевод.
– Французский мною уже прочитан, – решил добить министра Бенкендорф. – Мы перехватили вашу отсылку Меттерниху. Все снабжаете его по старой памяти секретными сведениями?
Карл Васильевич взвился.
– Его величество не отменял приказа своего покойного брата. Мы с Австрией все еще союзники.
«Мало ли с кем мы называемся союзниками!»
– Табачок бы надо врозь, – вслух сказал Александр Христофорович, беря вторую папку. – О вашей странной откровенности я, конечно, доложу государю. Не имею права таить.
Крайне довольный собой, Бенкендорф вышел на улицу. У него имелись персидский, французский и русский варианты писем. Любопытно будет сравнить.
* * *
Дело казалось такой важности, что прибывший утром кадет Засекин работал с переводами не в здании III Отделения, а дома у главы ведомства, в его кабинете.
Александр Христофорович усадил парнишку даже не в отдельную комнату, под замок, а у себя на глазах, за особый стол‑бобик, чуть в отдалении у окна, и велел немедленно, не смущаясь, оповещать, если что. Ну, там чернил еще, обедать, выйти куда следует. Даже до клозета парня водили два здоровенных молодца в голубых мундирах.
Молодой Засекин сначала оробел, но, начав работать, расслабился, забыл о внешнем мире и погрузился в дешифровку непонятных Бенкендорфу персидских червячков. Аж затылок взмок от усердия.
– Ага! – удивленно сказал кадет через час труда.
– Что такое? – встрепенулся шеф жандармов.
– Есть кусочки, выпущенные в русском переводе, – отозвался юноша. – Тогда как во французском они сохранены.
– Отметь прямо в своем тексте. Особо, – попросил Бенкендорф. – Хочешь, чернилась[2], хочешь вставкой.
– Могу готическим шрифтом, – сообщил Засекин‑младший. – Как в книжках. Я учился. Любопытно повторять почерка…
«Да ты и правда нам нужен», – Александр Христофорович не сказал этого вслух, но взял на заметку.
Всего работа заняла пять часов и к обеду была готова.
– Ступай вниз, – приказал Бенкендорф. – В столовую. Там вся семья. Ты же нам родственник. Вот и отобедай. От меня передай: не могу, занят, пусть пришлют наверх. – А сам с нетерпением схватился за переводы. – Или лучше пусть вообще не мешают. Ну иди, иди.
Кадет Засекин повиновался, понимая, что грозный родственник будет сыт тем, что сейчас узнает.
* * *
Александр Христофорович и правда развернул перед собой листы переводов и, сдерживая желание немедленно накинуться на них, приступил к делу с видом истинного гурмана. Слева от него лежал персидский текст. Справа русский перевод Нессельроде. Еще дальше – французский вариант. А прямо перед главой III отделения – еще непросохшие листки Засекина, щедро посыпанные речным песком, – не золотой же давать неизвестно кому!
Но, вчитавшись, Бенкендорф пожалел, что не золото. Такое следует представить высочайшим очам. Особенно с выпущенными министром иностранных дел кусками.
Итак, первое письмо шахиншаха Фехт‑Али‑хана[3] к британскому послу сэру Джону Макдональду.
«Да будет вам известно, досточтимый друг, что у нас нет сомнений: Вы уже осведомлены о происшествии с генералом Грибоедовым. Случилось поистине необычайное!
Вы сами свидетель тому, с каким почетом и вниманием было принято его превосходительство в Тегеране. Я приказал своим министрам предупреждать его малейшие желания. Но неуступчивость господина Грибоедова, его стремление добиться выдачи всех армян, ставших некогда пленниками Каджарской династии[4] и даже очутившихся в наших гаремах евнухами и наложницами, возбудили жителей столицы против него.
Предначертания Неба неотвратимы, никому не дано избежать своей судьбы. Посланник преступил черту благоразумия, укрыв у себя евнуха нашего гарема Хаджу Мирзу, который желал возвратиться на родину. Здесь он жил в почете и богатстве, давно отрекшись и от своего народа, и от своей веры. Что ждало его в Эривани? Но мы руководствовались всегда уважением к великой державе, которую представлял генерал Грибоедов. Ни один из пашей не выказал посланнику ни малейшего неуважения. Все мы терпеливо сносили глумление освобожденных армян над магометанской верой, столь частое в их речах и поступках. Причиной беды были жители города, оказавшиеся не в состоянии владеть собою. В шестой день месяца шаабана они ворвались в дом, где жил посланник, и убили его.
Несчастье, постигшее нас, не имеет иного корня, кроме стечения ужасных обстоятельств. При всех трудностях британский двор давал нам наилучшие советы. Мы уповаем на вашу мудрость и просим вас наставить наших дипломатов, что теперь следует делать, чтобы меч великой державы не обрушился бы на наши головы и государство, без того шаткое, не было сокрушено новым ударом».
[1] Охотник – разведчик.
[2] То есть жирным шрифтом.
[3] Фехт‑Али‑хан (Фехт‑Али‑шах, Баба‑хан), шах Персии из династии Каджаров (1766–1834), правитель Ирана, отец Аббас‑Мирзы, дед принца Зхозрев‑Мирзы, направленного с посольством в Россию.
[4] Каджарская династия – династия шахов Ирана, правившая с 1796 г., происходила из тюркского племени каджаров, проживавшего в Северном Иране.
