Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книга 5. Поцелуй креста
Идея общеримского христианского единства была в самой Римской империи с момента её христианизации во времена императора Константина Великого, и церковь находилась под влиянием римских законов. В своё время святой Августин написал трактат «О граде Божием» (De Civitate Dei) об универсальной и вечной монархии, которая погибнет лишь с пришествием Антихриста. И Римскую империи стали представлять символом единства христианского общества. Потом были войны, и мы сейчас имеем то, что мы имеем.
Выходя их храма, я обмакнул свои пальцы в чаше со святой водой и нечаянно коснулся чьих‑то пальцев. И меня словно молнией пронзило. Это была Она.
Почему я пишу о ней как об имени собственном? А она и есть имя собственное, которое я пока не знаю, и поэтому она будет для меня как Она. Втайне я назвал её Маргаритой. Почему Маргаритой? Просто вспомнились старинные стихи.
Жила на свете сеньорита,
С губами алыми, как роза,
Её все звали Маргарита.
Для меня она была ребёнком, потому что я был старше её. Лет на двадцать – это точно. Лица её я не видел, оно было скрыто вуалью, но что такое вуаль перед романтическим взором? Я видел её глаза, и она смотрела мне в глаза. Обычаи того времени не позволяли даже намёком показать свои чувства, и я увидел, как она показала пальчиком на чашу со святой водой. И ушла в сопровождении пожилой женщины, тоже закрытой чёрной вуалью.
Похоже, что в их семье какое‑то горе. Но что обозначал жест, обращённый к чаше? Что Бог нас свёл вместе? Да свёл вместе. И сведёт ещё раз, если появимся у чаши в один и тот же день и в один и тот же час. Я машинально взглянул на часы. Час пополудни. Воскресенье. Понятно. В следующее воскресенье в час пополудни и даже раньше я должен быть здесь.
Новая рабочая неделя началась как обычно. Сразу после завтрака первый пациент. Это был какой‑то маньяк. Маньяков лечить невозможно. И маньяки бывают разные. Примерно тридцать процентов маньяков имеют преступные наклонности и из них получаются отъявленные преступники. Маньяков нужно выявлять в детском возрасте и держать под строгим контролем.
Мой пациент был маниакальным чистоплюем. Он видел микробы во всём. Даже мне приходилось сидеть от него подальше, потому что он указывал пальцем и говорил, что мои микробы ползут к нему. В течение пяти сеансов я терпеливо выслушивал его, сочувственно кивая всем его сентенциям и проверяя вечером книгу прихода и расхода финансовых средств.
Он мне принёс двести пятьдесят долларов. В конце пятого сеанса я сделал вывод о том, что у него низкая самореализация личности и что ему нужно идти учиться на микробиолога. Он на какое‑то время задумался, а потом сказал, что не верил в то, что я доберусь до его самых сокровенных желаний. Вполне возможно, что он уже стал знаменитым учёным и его имя известно в кругах узких специалистов и доволен тем, что мне удалось повернуть его маниакальные наклонности в нужное русло.
В следующее воскресенье я снова коснулся пальцев прекрасной незнакомки в чаше со святой водой. Она вздрогнула, но не убрала руку, и мы какое‑то мгновение стояли соединённые Богом.
В следующее воскресенье я не смог прийти в церковь, потому что хищник клюнул на заброшенную мною наживку. Причём этой наживкой был сам я.
Во время послеобеденной прогулки ко мне подошёл человек, который допрашивал нас во время первого посещения Испании и который оставил нас ночью в чистом поле.
– Сеньор Казанова? – вежливо осведомился он, прищёлкнув каблуками модных полуботинок. Иногда военные привычки нарушают геном человека и уже наследники его, никогда не служившие в армии, тоже начинают прищёлкивать каблуками.
– Да это я, – сказал я просто.
– Один известный человек хотел бы встретиться с вами, – сказал посланник.
– А я знаю этого человека? – спросил я.
– Извините, сеньор Казанова, – смутился человек, – я хотел сказать – известный вам человек. Если не возражаете, то прошу в машину.
Машина была та же.
Глава 5
В известном доме мне завязали глаза, и я в течение нескольких часов ехал в другой автомашине. Ехать с закрытыми глазами трудно, потому что вестибулярный аппарат не успевает перестроиться к темноте и неприятное чувство тошноты не покидало меня всю дорогу.
Наконец, машина остановилась и мне помогли из неё выйти. Сняли повязку. Я стоял на каменной площади, окружённой высокими стенами. Против меня высилась церковь, хозяйственные постройки, несколько отдельных домиков и дом типа общежития. Всё понятно. Монастырь. Только зачем мне закрывали глаза? Неизвестных монастырей в Испании уже не было.
Откуда‑то со стороны ко мне подошёл монах в темно‑коричневой рясе с капюшоном, надвинутом на глаза и подпоясанном верёвкой. Из‑под рясы виднелась босая нога в простом сандалии. Никак капуцин. Капюшонщик. Их название от итальянского слова cappuccini – капюшоны. Результат раскола францисканского ордена. Собственно говоря, францисканцы уже давно разделились по имущественному принципу. Так называемые конвентуалы живут на установленные папой доходы, а другие – обсерванты – следуют изначальному францисканскому идеалу абсолютной бедности и живут за счёт случайных пожертвований. Их церкви почти лишены убранства. В общежитии братья ведут самую суровую жизнь, а братья‑миряне должны собирать милостыню.
– Сеньор, прошу пожаловать за мной, – монах повернулся и пошёл к небольшому домику слева от храма.
В одной из комнат домика за письменным столом сидел мужчина в монашеской рясе с надвинутым на глаза капюшоном.
– Здравствуйте, сеньор Казанова, – на испанском языке произнёс монах. Голос его мне был знаком и в то же время незнаком. Могу спорить на что угодно, но это был Мюллер. Только он мог устроить убежище под самым носом у сыщиков.
Как правило, ищут в самых укромных местах, оставляя напоследок то, что лежит на поверхности. Чтобы что‑то спрятать, лучше ничего не прятать. По закону Мерфи, все поиски начинаются с самого неподходящего места, и находится всегда не то, что ищется.
Другие начинают искать методом последовательного осмотра всех мест. Поэтому, когда они доходят до самого последнего места, где спрятана искомая вещь или прячется искомый человек, то человек то ли умирает ненайденным, то ли надобность в поиске пропадает.
