Правило номер 8. Погружение. Часть 1
Несмотря на то, что Стелла, наконец‑таки, добралась до постели, – сон не желал к ней приходить. Возможно, причина крылась в том, что в новой комнате было несколько прохладно (гораздо холоднее, чем в привычной комнате в доме её родителей). Быть может, так же отсутствие желания спать объяснялось тем, что девушка слишком вымоталась за день, и теперь просто не могла заставить себя расслабиться. Так или иначе, но Стелла, казалось бы, совсем недавно готовая провалиться в глубокий беспробудный сон, – не смогла сразу заснуть, а потому предалась размышлениям. Она могла убеждать себя в обратном сколько угодно раз, но пришлось ей, всё же, смириться с тем, что она до сих пор не может полностью поверить в реальность того, что с ней приключилось.
Она поднялась с постели, прошлась немного по тёмной комнате. Благодаря отсветам лунного света в окно и собственным рукам, пришелица из иного мира смогла на ощупь определить, что в одном углу комнаты спит она, в другом находится что‑то, похожее на обеденный стол, а в третьем стоит длинный угловой книжный шкаф. Так же в помещении есть ещё одна дверь, помимо входной, и эта новая дверь довольно‑таки нервировала, так как было непонятно, что конкретно за ней находится.
Она открыла её, и внутри увидела лишь тьму, а фонаря у неё по‑прежнему не было.
Пришлось закрыть и лечь обратно.
Стелла достаточно хорошо помнила некоторые моменты своего детства. Например, те эпизоды, когда она рассказывала взрослым всякие истории, выдуманные ею: про «волшебство», про другие миры, про всяческих необычных существ, – ну и тому подобные вещи, которые любят придумывать почти все дети. Стеллу всегда жутко злило, что взрослые, в ответ на те её россказни, как правило, снисходительно кивали головой, на самом деле не веря ей. Что касалось её, сама она в собственное враньё очень даже верила, несмотря даже на его осознание. Ей достаточно было того, что в её воображении рассказанное являлось правдой. Тогда, в дни своего беззаботного детства, она часто повторяла себе слова о том, что она ни за что не станет такой же, как «…все эти…».
Она надеялась верить в чудеса всегда. И что же в итоге произошло с ней, когда «чудо», наконец‑то, свершилось?
Перво‑наперво она посчитала окружающее её пространство бредом, галлюцинацией, навеянной наркотическим дурманом, и всё это лишь по той причине, что её засоренный постулатами так называемого «реального мира», «социума», «цивилизации» мозг не захотел принимать этот новый мир как ещё одну совершенно реальную действительность. Она ведь поначалу готова была скорее поверить тому, что её родители незаметно подсыпали ей галлюциногенных таблеток в тарелку с ужином, нежели в подлинность существования параллельных миров.
– Непонятное, неопознанное. – Прошептала Стелла самой себе.
Непонятное, неопознанное, – как правило, является для человека (на уровне подсознания, априори) неприятным. Мозг зрелого, сформировавшегося индивидуума очень часто стремится в качестве компонента защиты как можно скорее навесить на то, что непонятно, ярлыки типа: «бредовый», «нелогичный», «нереальный».
«А ведь, если хорошенько задуматься…»
Когда‑то, наверное, и те, кого сейчас называют первооткрывателями, просто не побоялись поверить в то, чего, по мнению других, нет и быть не может. Тот же, напротив, кто живёт обычными мирскими радостями и не желает видеть что‑то необычное рядом с собой, получается, является, просто‑напросто… заложником своей лени? Лени думать. Лени действовать. Лени поверить в то, что реальным может быть даже то, что кажется поначалу «полным бредом». С другой стороны, – кто вообще придумал понятие «бред»? И что можно считать бредом? То, что не принято большинством живущих? А разве большинство не может ошибаться?
Стелла покрутилась ещё немного, пытаясь найти удобную позу, в которой она смогла бы поскорее уснуть. Мысли её плавно перетекали в несколько иное русло.
«Если всё на самом деле, то как мне теперь жить дальше? Чего ожидать конкретно от завтрашнего дня?»
Здесь, в этом мире, кажется, Стелле предстояло в полной мере вкусить свободы, к которой она так часто взывала. При этом, в этом мире не было места самой верной её защите. Родители, – надоедливые, навязчивые донельзя, – остались где‑то там. Их здесь нет, и не будет, и… кто знает, не возненавидит ли она когда‑нибудь этот мир за то, что он отнял их у неё, пусть это и было когда‑то её собственным желанием?
«Я должна, обязана поспать. Возможно, я проснусь завтра под звуки радио, и пойму, что зря думала обо всём этом. Всё просто».
В голове Стеллы сам собой возник образ лисёнка, забившегося в свою нору и укутавшегося в ворох опавших листьев. Увидев эту картинку, девушка поняла, что, наконец‑то, начинает засыпать.
***
Она стояла на коленях, на самом краю
отвесного мыса. Смотрела вперёд.
Золото заката разливалось по спокойной, начисто
лишённой волн морской глади.
Облако, зависшее в прямой видимости
от ее взгляда, походило на розовато‑кремовый замок.
Кто‑то стоял позади неё и смотрел. Следил за ней.
В затылок уткнулось что‑то твёрдое, металлическое.
Запахло порохом.
Гарью.
В закатной тишине раздался выстрел.
***
Стелла резко открыла глаза. В комнате царил сумрак. Светало, но солнца, почему‑то, видно не было. Нечто мелькнуло в окне ярким всполохом.
«Молния?»
Стелла любила непогоду. В грозу понежиться в постели ей порой бывало особенно приятно. С наслаждением мурлыкнув, девушка укуталась было с головой в одеяло, но сон, отчего‑то, не пожелал к ней вернуться.
«Сегодня же выходной. В школу идти не надо. – Подумала она. – В чём же тогда дело?»
Где‑то за окном явственно слышались птичьи трели. Они походили на музыку.
Внезапно до Стеллы дошло. Вчера ничего не приснилось. Все было по‑настоящему.
Девушка отбросила одеяло, подскочила. Кровать, на которой она провела ночь, оказалась довольно высокой: вчера (видимо, из‑за темноты) Стелла очень аккуратно спускалась, зато теперь, утром, решив не глядя спрыгнуть, в отместку за это чуть было не стукнулась головой о пол.
На улице в этот самый момент полыхнула молния, сопровождаемая на сей раз жутким раскатом грома. Пение птиц за окном (точнее, это была, кажется, одна‑единственная птица) враз усилилось.
«Какого чёрта?»
