Причинность. На другой берег

Чувство вины не успевает побольнее укусить, потому что Зора открывает глаза и восторженно верещит изо всех своих детских сил:

– Какое‑то чудо! Вокруг чудо! – Малышка беспорядочно ёрзает, вынуждая Сефу поставить её на площадку до того, как она на неё свалится.

Когда Зора, истошно вопя, мчится вперёд, охотясь на всполохи, нянька с удовольствием разминает уставшие руки. Хиона выплывает из толпы на радостные вопли подопечной. Сефу с трудом машет подруге затёкшей рукой, когда воздух вокруг на несколько секунд вспыхивает искристо‑алым, поглощая каждый всполох на своём пути. Толпа замирает, замолкает и приглушённо вздыхает.

– Первое Зарево, дружок, – прерывает тишину тяжёлый бас с другой стороны площадки, а толпа хлопает в ладоши и уверенно дёргается к куполу, собираясь в стройную вялотекущую очередь.

Временной промежуток между Заревами всегда предсказуемый. Небо пылает с математической точностью и никогда не отклоняется от графика. Чтобы оказаться наверху ко второму цвету, у Сефу ровно три минуты четырнадцать секунд. Зора не знает таких тонкостей о Сиянии и заметно волнуется от создавшейся вокруг суеты. У шумных и быстрых по природе южан, успевших перевести дух после подъёма, уже открывается второе, третье и десятое дыхание одновременно. Они спорят между собой, толкаются и картинно размахивают руками: они делают это всегда и везде – будь то очередь в кафе или на верхнюю площадку одной из древнейших построек Континента.

После первого Зарева кажущаяся хаотичность всполохов выглядит более упорядоченной: абстрактные фигуры в небе принимают всё более различимые формы, структурно усложняющиеся после каждого последующего цвета. Иногда это похоже на стоп‑кадры: воздух зрительно замирает, позволяя внимательным глазам рассмотреть каждый элемент. Иногда картинки двигаются с неуловимой скоростью, переливаясь от края до края всем цветовым спектром. Иногда небо пылает с такой силой, что даже тёмные очки не помогают различить хоть что‑то. Кажется, что Сияние – это невероятно подвижный разум, и каждый раз он лично решает, какие именно послания оставлять. Оставлять ли их вообще.

На этот раз формы в небе не прекращают своего движения. Пришедшие, кто поспокойнее, решившие остаться на первой площадке и не суетиться в очереди к Куполу, внимательно рассматривают узоры вокруг, наперебой стараясь интерпретировать увиденное. Зачастую всполохи складываются в геометрические узоры, а кто‑то когда‑то и вовсе утверждал, что видел в небе рунические письмена, но кто это был и что именно говорил – уже и не вспомнить. Более достоверно, что ещё лет …надцать назад Сияние спускалось совсем близко к замершей таа и на время ослепляло город.

О природе явления и говорить не приходится. Если и верить в существование Мнра Мнаас, то надписи из залов дешифрованы фрагментарно, и даже переведённые части чаще всего звучат как невнятная белиберда. В одном из пяти древних языков есть упоминания чего‑то похожего на Башню из Джезерит. Сказано про некий Купол, генерирующий определённый вид энергии и поглощающий противоположный ему, результатом чего становится Большой Магнитный Резонанс. Сказано, что так останавливалось время, вернее, так его останавливали намеренно. Хотя там же уточняется, что время никогда и никуда не шло, чтобы его останавливать, а Башня вовсе не Временная, а Пространственная, а если ещё точнее – Потоковая.

Большинство жителей Континента практически не интересуются историей Сияния, тем более не придают значения «детским сказочкам» про энерготехнологии нулевого поколения. В такие тонкости вдаются только фанатики, эфоры и учёные. Все они изображают, что знают гораздо больше, чем написано в источниках. То ли читают между строк, то ли знакомы с другими артефактами, намеренно не предающимися огласке.

Подтверждённым фактом остаётся то, что Сияние, как и Башня с её треугольным куполом, существует на самом деле. Научное сообщество кормит общественность всё новыми и новыми догадками о происхождении подобных построек и явлений. Примерно тем же занимаются и фанатики. Результаты – у господ всезнающих и вездесущих – разительно отличаются. Учёные открыто противопоставляют свои догадки домыслам фанатиков. И те и другие обвиняют друг друга в фальсификациях, спекуляциях, высосанных из пальца интерпретациях и прочих подобных махинациях общественным мнением. Только эфоры гордо отмалчиваются на эту тему, даже здесь находя повод напустить на себя побольше тумана.

Приближается время второго Зарева. Оно должно быть ярко‑оранжевым и немного бледнее алого. Всполохи превращаются в сложные геометрические орнаменты, чем‑то похожие на причудливый часовой механизм. Толпа вновь обращается в созерцание. Окружающие полушёпотом восторгаются или вовсе молчат, поражённые масштабом и необъяснимой аккуратностью Сияния. Узоры выплывают один из другого, двигаются то плавно, то резко. Меняются местами. Исчезают в одном уголке неба, чтобы зеркально отразиться в другом.

Толпа дышит как единый организм, будто стараясь впитать в себя происходящее. Кажется, воздух уплотнился настолько, что поглощает звук. Голоса топнут и вязнут среди всполохов. Большинство детей уже не собираются к Куполу и рассаживаются прямо на площадке, заворожённо озираясь. Толпа становится всё медленнее. Всё спокойнее. На удивление, даже дишцы сбавляют темп и замирают перед очередным всполохом, как под гипнозом. Сияние издаёт собственный звук. Вибрирует и накатывает волнами на своих гостей. Только частота звука находится где‑то вне понимания. Стоит на пороге сознания. Уже стучится в дверь, но ей не открывают.

 

Эпизод третий. Встречай Тьму

 

Сверр лежит на площадке возле Купола. Рядом – очередная пассия без имени и адреса. Точнее, имя и адрес у молодой особы определённо есть, вот только её спутнику дела до них – нет. Он настолько не терпит оставаться в одиночестве, что предпочитает компанию даже самого назойливого субъекта обществу собственной тени. Вот и приходится Сверру делить принесённый по случаю Сияния плед с этой каари, вроде не особо глупой, но и не разделяющей его мировоззрения. Что уж там, в девяноста процентах случаев она вообще с трудом понимает, о чём он говорит. С такими спутницами Сверр предпочитает вежливо молчать и иногда снисходительно улыбаться.

Он складывает руки под голову и уже какое‑то время не может думать ни о чём, кроме сигареты, пока взгляд его не находит альтернативу мыслям о куреве. Среди ярких всполохов и серой массы проявляется его дневная гостья: всё ещё живая и уже с плачущей крошкой на руках. Четвёртая встреча за один день. Очевидная закономерность или желаемая случайность? Сверр запомнил необычное имя особы с разноцветными глазами, различающими тепло.

– Сефу, – с улыбкой шепчет он.

Новая знакомая явно чем‑то встревожена и тщетно пытается успокоить детский плач. Малышка не унимается, хныкая всё громче и указывая куда‑то вверх.

Сверр следует взглядом за рукой ребёнка, но ничего примечательного там нет. Спешно изучив небосвод, северянин опускает глаза: Сефу уже растворилась в толпе. Грязно выругавшись вслух, Сверр пытается переключиться хотя бы обратно на мысли о куреве, но образ новой знакомой постепенно и неумолимо проявляется уже и в сознании. Второй раз в жизни столкнуться с такой быстрой интеграцией, и оба раза – субъект один. Идея о том, что здесь что‑то не так, не позволяет уму успокоиться. Стоит вспомнить ситуацию в переулке – нагромождение из мыслей становится неподъёмным, а образ Сефу вырисовывается всё точнее.