Причинность. На другой берег

– Как славно, что он из тех, кого это должным образом вдохновляет, – Ланиус не сдерживает улыбку, говоря об участи Раасула.

Тишина сковывает воздух: он густеет и набухает под её тяжестью. Мойра медленно поднимается с кресла и, покачиваясь, подходит к Раасулу.

– Думаю, теперь ты услышал достаточно, чтобы чувствовать и уязвимость, и власть, – ухмыляется она. – Долго я нас здесь не продержу, так что запоминай с первого раза.

Метресса наклоняется к его плечу так близко, что он чувствует её дыхание на вспотевшей щеке.

– Как ты уже знаешь, он избрал тебя личной игрушкой – таких списывают сразу после получения отчёта. Сейчас ты единственный носитель пугающе‑важной информации, за право владеть которой эти идиоты легко переубивают друг друга. Пусть это звучит крайне привлекательно, но сейчас не об этом. Я позволила тебе прийти к Конгломерату заранее, чтобы подарить шанс на правильное решение. – Она говорит плавно и нараспев, словно специально касаясь ресницами кожи Раасула. – Раз между нами больше нет тайн по поводу судеб, преимущественно младшего эфората, я предлагаю тебе выбор: ты можешь остаться верным Ланиусу и постулатам соответствующего уровня, что непременно убьёт тебя, либо можешь принять мои условия – дослушать разговор, сохранить свою жизнь и выйти за границы ложных убеждений.

Мойра отодвигается и заглядывает Раасулу в глаза:

– Думаю, пережитое в Та’Мануан поможет определиться. Вижу, что твой крохотный мозг уже приступил к ускоренному анализу вариантов. Так вот, пока ты сомневаешься и боишься, задумайся ещё и о том, во имя чего ты здесь? Во имя чего тебе жить или умирать? И кто перед тобой: мудрые хранители или простые убийцы, захватившие власть?

Раасул успевает только моргнуть, а метресса уже сидит в кресле, словно и не вставала. Беседа Конгломерата лишь набирает обороты. Пока Ланиус отчитывается о своих действиях, списанный им эфор судорожно соображает, куда его втянули, что происходит и как лучше поступить. Лучше для себя или эфората? Пытаясь найти ответ на вопрос метрессы: во имя чего?

***

С первым лунным бликом жизнь от побережья Маранайи до Голодных Барханов вступает в свои права. Каара, позёвывая, выползают из глиняных хижин, плотных шатров и внутрипочвенных городищ, чтобы наконец вдохнуть полной грудью и насладиться прохладным ночным ветром.

Деревня Хутун, удобно укрывшаяся у самого подножия горы Оргус, что возвышается над границей Та’Марана и Туманных Берегов, давно проснулась от душного дневного сна. Из окон главной местной достопримечательности – таверны «Твоя надежда» льётся тёплый свет и раздаётся ритмичный барабанный бой, прерываемый лающим пьяным смехом. Многоэтажное и поистине уникальное для Мараны заведение принадлежит челночнику‑караванщику Ральфу, много лет назад сбежавшему сюда через южную границу с Та’Уттара.

Народу этой ночью не густо: хозяин за баром, молодняк на побегушках, пара‑тройка уже набравшихся настойкой завсегдатаев – ещё уважающих друг друга, но уже из последних сил, несколько выпивох у стойки, бродящие туда‑сюда постояльцы и шумная компания, пляшущая рядом с барабанщиками прямо посреди зала. Не густо, но достаточно, чтобы за всей этой суматохой не обращать внимания на три неприметные фигуры за столиком в дальнем углу. Один из них, Раасул, методично хрустит пальцами, пересказывая произошедшее тем, кому рискнул довериться за неимением альтернатив.

– Нафрит… – сокрушается Амин, утыкаясь лбом в скрипучий стол.

– Что ты сказал? – запинается прерванный рассказчик, не прекращая теребить пальцы.

– Кровь, пот и слёзы! Скольких списали в этот раз? Ты знаешь? Скольких посылали в Та’Мануан? Ты знаешь?! – Амин накрывает голову ладонями и протяжно воет.

– Юзман не рассчитал! Настойку не предлагать, а то время Морока проспит под этим столом, – прикрикивает Раасул сквозь нарочито широкую улыбку в ответ на удивлённый взгляд Ральфа, а сам подвигается на расшатанном стуле ближе к Амину. – Вода тянет молнию, а ты – внимание!

– И воля твоя обернётся твоей погибелью, когда она единственная, а не Единая. И каждый голос обречён покориться шуму или покорить его своим множеством, – пафосно декламирует строчки из Постулатов хриплый бас в углу, после чего смачно сплёвывает на пол и опрокидывает свою пинту залпом.

Это третий участник встречи, до этого момента молчавший, облокачивается на стол и ехидно кривится, хотя взгляд его тонет в тени собственной печали, крепко приправленной алкоголем.

– Буря начинается под ногами, юзман, – медленно шепчет он на ухо воющему эфору.

– Нафрит! – не унимается тот.

– Знаешь, что с ним? – обращается Раасул к тому, кто всё ещё остаётся для него незнакомцем, хоть они и делят один стол.

– Услышь меня, и да вернётся благоразумие этой головы. – Третий участник встречи откидывается на спинку стула, снова скрываясь в тени.

Амин коротко всхлипывает и замолкает. Музыканты так некстати уходят на перерыв, и по таверне вместо барабанного боя раскатываются свистящие всхлипы с углового стола. Стараясь не параноить, что все вокруг пытаются подслушать, Раасул похлопывает плачущего эфора по плечу.

– Её звали Нафрит. – Амин поднимает голову и опрокидывает пинту.

– Кого звали? – вспыхивает Раасул, но шёпотом, отчего выглядит скорее смешно, чем угрожающе. – Я только что раскрыл твои уттарские глазёнки на происходящее на Висати, а ты зациклился на чьём‑то имени, воешь и слюнявишь этот вонючий стол! Я не уверен, что его хоть раз протирали! Ты неблагоразумно назывался другом, а в момент моего отчаяния блеешь, как пьяная овца, не дав ни одного конструктивного комментария. Ай, юзман Амин! Вода! Вода! Что за недостойное эфора эмоциональное поведение?

Он резко замолкает, утыкаясь взглядом в одну точку. Грустнеет.

– Хотя чем определяется достоинство для эфоров? Может, кто из вас знает, но я больше нет. Амин’эн, пару часов назад вся структурированная система моего мира рухнула, и я обращаюсь за советом к тебе как к тому, кто давно скитается в подобных руинах. Замечу, что ни слова не сказал про подозрительного амбала. – Раасул бесцеремонно указывает пальцем на незнакомца в углу и кладёт руку на плечо друга. – Ты можешь хоть на пару минут перестать жевать сопли и сказать что‑нибудь хоть немного разумное?

Решая последовать примеру остальных, Раасул пробует залпом опустошить свою пинту, но холодное пиво упрямо проливается мимо, прямо на рубашку и расстёгнутый ворот жёлтого плаща. Эфор шумно откашливается и утирается рукавом. В углу слышится сдавленный смех:

– Не знал, что на Висати ввели курс показательных истерик. Или вы двое проходили индивидуальное обучение?

Раасул поворачивается к барной стойке и громко кричит:

– Пинту тёмного!

Его собеседники удивлённо переглядываются.