Причинность. На другой берег

– Смотри внимательно, – взволнованно тараторит Сверр, его сердце словно соревнуется в скорости с мыслями.

– Бабкина хибара, как всегда бесячая и пугающая, – кривится Хи.

– Второй этаж. Если я достаточно догадливый, шторы там не распахивали никогда.

Хиона переводит взгляд на окно под самой крышей и чувствует, как подкашиваются ноги. Чёрные занавески исчезли, будто их там и не бывало.

– И дверь, – медленно тянет Сверр.

Снег снова покрывает лестницу пушистым ковром. Занавески первого этажа раскачиваются из стороны в сторону. Входная дверь открыта настежь. Порывы ветра с упоением долбят её о стену.

– Старуха точно закрывала после моего ухода, – нервно сглатывает Сверр, бегая глазами по окнам дома мухалас, пытаясь высмотреть движение внутри. – Хиона’эни, я должен кое в чём признаться.

Северянка настороженно смотрит на него. Её сердце колотится даже быстрее, чем у гостя.

– Я не всё рассказал, но после твоих историй об исчезающем молодняке и пропавшей Сефу… – Он по привычке вытаскивает сигарету.

– Здесь не курят, – останавливает Хиона.

– Прости. Короче, я слышал странные звуки на втором этаже «могильника». Там точно кто‑то есть. Кого держали против воли и кто очень хотел помощи, когда понял, что в доме посторонний.

– И ты говоришь – держали, – Хи делает акцент на последний слог. – Потому что думаешь, что этот кто‑то сбежал… – Она вдыхает побольше воздуха. – Савитар, запри‑ка дверь! Немедленно! – кричит она как можно громче.

– Сейчас, – голос юнца раздаётся неожиданно близко.

Неизвестно, как давно дети тоже стоят возле окна, но, судя по их лицам, достаточно.

– А если это Сефи? – мурлычет Зора своим тоненьким голоском.

– Рисковать нельзя, детка. – Хиона берёт малышку на руки и обращается уже к своему гостю: – Эта бабка, мухалас Зепар, по какой‑то причине не живёт с хозяевами. В округе уже пятнадцать лет пропадают дети. А своего она закопала во дворе. На втором этаже могильника могло жить что угодно. Например, одно из знаменитых зепаровских чудищ.

– Которое она кормила свежим мясом, – задумчиво добавляет Сверр.

– Я не могу рисковать жизнями своих детей.

Сверр на мгновение забывает о происходящем и удивлённо смотрит на Хиону. Каара – искусно и искусственно созданный вид. Выращиваемый исключительно в пробирке. Восполнение биологического ресурса происходит в лабораториях в чётко контролируемых масштабах, а натуральное деторождение – престижная профессия, доступная заранее выбранным особям, или дорогая нелегальная услуга. Подавляющее большинство каара проходят процедуру стерилизации по достижении полового созревания и понятия не имеют, откуда, кроме пробирки, могут появляться дети. Но лицо Хионы полно решимости защищать живущий с ней молодняк, словно именно она выносила их в чреве. Сверр сам не знает почему, но это заставляет его зауважать малознакомую северянку, словно бы она сделала что‑то важное.

– Но если она держала там Сефу? – Он выдерживает паузы между словами, продолжая сверлить взглядом окно под крышей «могильника».

– Хочешь проверять? Я открою дверь, но тут же запру её за тобой. Отвечаю.

– Слушай‑ка. Она – твоя подруга. И ты не хочешь туда пойти?

– А эти мелкие монстры у меня на попечении. В отличие от взрослой Сефу, они ещё не могут сами за себя постоять.

Слова Хионы звучат более чем разумно, поэтому уже через пару мгновений Сверр в полном одиночестве снова стоит у двери в «хворостяной могильник». Две детские тени скользят за занавесками в доме Хионы. Зора с Савитаром уселись на подоконнике, чтобы понаблюдать, что будет.

– Уже плевать, не так ли, – бормочет северянин себе под нос, подкуривая сигарету.

Выдохнув вместе с паром кольцо сизого дыма, он переступает порог. Воняет в доме уже не так заметно. В глубине коридора от сквозняка надсадно скрипит оконная рама. Разбросаны вещи. Громоздкий шкаф мёртвым грузом лежит поперёк комнаты. Повсюду осколки разбитых зеркал и расписных витражей. «Это какую же силу надо иметь?» – напрягается Сверр. Решая не терять времени, он прыжками взмывает по лестнице на второй этаж. Все двери, кроме одной, нараспашку. Комнаты легко просматриваются и не особо отличаются от остального убранства в доме. Кроме заложенных намертво окон, в них нет ничего необычного.

Сверр аккуратно шагает по скрипучим половицам к двери, увешанной каким‑то диким количеством замков, точнее тем, что от них осталось. Сами железки свалены на полу. По ним явно молотили чем‑то тяжёлым, и точно не сухая старушка Хенрика. Легонько толкнув носком дверь, незваный гость рефлекторно закрывает рот кулаком, чуть не вытошнив лавандовый чай Хионы на потрескавшийся паркет.

Посреди крохотной, заваленной мусором и кусками разлагающейся пищи комнаты на прогнившем от сырости и продавленном от времени матрасе, наспех укрытая сорванной с окна занавеской, лежит Хенрика. Из‑под порядком выцветшей чёрной ткани торчат только пряди седых волос и края шёлкового халата, но этого достаточно, чтобы понять, кто под ней похоронен.

Сверр сдерживает рвотный позыв и, слегка покачиваясь, на ватных ногах переступает порог то ли комнаты, то ли тюрьмы, то ли свалки. Половицы противно скрипят. Кровь в голове стучит от прилива адреналина. Каждый звук отдаётся в ушах физической болью. Сверр молча присаживается на корточки рядом с Хенрикой и проводит так несколько минут, не решаясь скинуть со старушки занавеску и удостовериться, что ткань действительно стала её саваном.

– Почему вся эта херня вечно происходит именно со мной? – вслух сокрушается Сверр, подкуривая новую сигарету. – Соберись и проверь, насколько сильно мертва мерзкая старушенция. Что я несу? Что значит «насколько сильно мертва»?

Какое‑то время он ещё препирается сам с собой, пытаясь справиться с приступом паники и жадно втягивая табачный дым трясущимися губами.

– Глубока Вода! – Сверр резким движением стягивает занавеску и, еле сдерживая крик, пятится подальше от трупа.

На кровавом месиве, оставшемся от головы Хенрики, свалены громоздкие ржавые кандалы, а по кускам плоти мечется тот самый жирный паук. На этот раз северянин не выдерживает и блюёт лавандовым чаем прямо на заплесневелый паркет перед собой. Решая больше ни секунды не оставаться в «могильнике», Сверр вытирает рот рукавом пальто и вскакивает на ноги. Перепрыгивая уже через две ступеньки за раз, он слышит странные звуки. Беспорядочный стук нарушает монотонное тиканье часов.

– А вдруг… – вслух бормочет Сверр, вглядываясь в окно дома напротив, где двое детей прижимаются к стеклу.

На носках пробравшись через комнату, незваный гость обходит шкаф и аккуратно заглядывает в кухню: на полу спиной к двери сидит нечто. Сверр не может определить, что это, но оно точно голодно и, сгорбившись над металлической банкой, то и дело молотя по ней ложкой, жадно уплетает консервы из оленьей печёнки. Стараясь дышать как можно тише, уттарец продолжает с интересом рассматривать «чудище». Меньше всего оно похоже на того, кто способен размозжить череп бабки и перевернуть огромный шкаф. «Наверняка в доме есть кто‑то ещё…» – думает Сверр, настороженно оглядываясь.