Причинность. На другой берег
Ответ не заставляет себя ждать. «Чудище» доело печёнку и резко оборачивается. Лицо и шея существа плотной плёнкой покрывает свежая кровь, маловероятно принадлежащая «этому». Оно не успевает заметить Сверра, резко нырнувшего за угол, и продолжает рыскать по кухне в поисках еды. На полу уже валяется несколько пустых помятых банок.
Поморщившись, северянин решает, что достаточно нагостился, и тихонько пробирается к выходу, попутно продумывая дальнейший план действий. Сзади слышится что‑то среднее между урчанием и рыком. Сверр от неожиданности чуть не ныряет в сугроб за порогом, но всё‑таки оборачивается, сжираемый любопытством.
Нечто стоит в проходе кухни и, слегка склонив голову, как это делала Хенрика, с интересом смотрит на гостя. Сверр рассматривает «это» с ног до головы: лохмотья рваными лоскутами болтаются на исхудавшем теле, длинные волосы давно свалялись в жирные жгуты и тяжело висят у ввалившихся, перепачканных голубой кровью щёк. «Чудище» абсолютно спокойно и даже пробует улыбнуться, но это выглядит скорее жутко, чем дружелюбно. У Сверра перехватывает дыхание.
Детки в окне напротив во все глаза таращатся, как новый знакомый попечительницы неподвижно стоит в дверях «могильника», вглядываясь вглубь дома. Савитар истошно вопит, подзывая Хиону. Вот они уже втроём обеспокоенно наблюдают за северянином, застывшим между входом и выходом.
***
Гуны усердно молотят в дверь «Врат Джезерит». Сверр только заканчивает собирать всё, что может пригодиться в пути. Хиона осторожно посматривает в окно, то и дело ухмыляясь:
– Это останется в истории, отвечаю. Не сказать, что к тебе до этого благосклонно относились в городе, но теперь…
– Оказалось, что я для них хуже зепаровской мухалас, – нервно усмехается Сверр, закидывая в рюкзак сразу несколько пачек сигарет.
– Она сдохла и больше не проблема для них. Можно переключиться на тебя.
– Нужно же на кого‑то спускать собак.
– Вот‑вот, – кивает Хиона, задвигая шторы. – Куда пойдёшь, кариб Джезерит?
Сверр от неожиданности спотыкается и оборачивается на северянку:
– Мин.
– Как скажешь, – подмигивает она. – Так куда?
– Это точно не твоё дело, хоть ты и веришь в мою невиновность, – хмурится Сверр. – Та каари… боюсь, что старуха держала её много лет и совершенно свела с ума. Так что береги себя… – Он на секунду замолкает и добавляет: – И своих детей.
– Верю, – совершенно серьёзно отвечает Хиона. – Я выросла на страшных историях о старухе, а потом меня запихнули в дом напротив. Благородство моего наара было только временной защитой. Сейчас реально спокойно. Не думаю, что истерзанный ею ребёнок представляет большую угрозу, чем она сама. На месте дитя я бы бежала отсюда подальше. После всего этого.
– Не думаю, что она сможет выжить в Та’Уттара, – задумчиво тянет Сверр. – Всё равно будь начеку. Это нечто размолотило череп Хенрики в пюре с кровавой подливой.
Раздаётся грохот. Стены кафе, служащего ещё и домом для Сверра, содрогаются. Хиона осторожно выглядывает из‑за шторы.
– Двери ломают, – сдавленно хрипит она. – Надеюсь, что твой «запасной выход» поблизости, иначе меня загребут за соучастие.
Стены снова трясутся.
– Практически здесь. – Сверр закидывает рюкзак на плечо.
Хиона удивлённо вскидывает брови, не отрывая взгляда от уттарца, застывшего напротив с закрытыми глазами.
– Слушай‑ка. Ты двинулся после увиденного? – иронично комментирует его поведение Хиона, уже прикидывая, как сбежать самостоятельно, если Сверр полетел кукухой.
– Теперь заткнись и сделай то, что я скажу, – грубо отвечает он, но моментально осекается, выругавшись. – Письмо!
Сверр открывает глаза и раздражённо вытаскивает из кармана конверт, так и не распечатанный Сефу.
– Вода, Вода! – северянка хватает его за руку. – Смирись, что её больше нет. – Она выхватывает письмо и тут же вскрывает.
Хиона быстро пробегается глазами по содержимому и поднимает на Сверра взгляд, полный такого ужаса, что тот не может сдержать нарастающей паники. Гуны внизу наконец умудряются выбить дверь.
– Представь свой дом. Немедленно, – шепчет Сверр, хватая Хиону за плечи, но та стоит неподвижно и хлопает глазами. – Немедленно!
Тьма проглатывает обоих. Хиона чувствует, как пульсирует голова, как нарастает гул в ушах, пока всё не стихает до абсолюта. Где‑то в глубине памяти маячит её спальня – самое безопасное место в мире, по мнению Хи, где она хотела бы спрятаться прямо сейчас. Картинка вибрирует и стремительно приближается.
Хиона моргает снова и понимает, что лежит у себя в кровати, укрытая тёплым одеялом. Мелко дрожит пламя в настольной лампе, а двое деток сладко спят рядом в обнимку. Уттарка аккуратно вылезает из кровати и, пошатываясь от волнами накатывающей усталости, спускается на первый этаж. Она силится понять, что происходит: почему она дома и была ли вообще во «Вратах» со Сверром. Не приснилось ли ей всё это происшествие со старухой?
Сомнения развеивает шум с улицы и яркие вспышки на фоне тёмного неба в окне. Гуны всё ещё дежурят на месте преступления, а из Белой Столицы приехала служба зачистки, как только там прознали, что убитая – мухалас Зепар.
Хиона тихонько оседает в кресло и пытается собраться с мыслями, которые хаотично проносятся в голове, как составы высокоскоростных дишских поездов. Внезапно её осеняет:
– Письмо!
Хиона бегает взглядом по тёмной комнате, соображая, куда могла его положить.
– Почему я ничего не помню, – растерянно шепчет она в пустоту перед собой.
– Оно на тумбочке возле кровати, – раздаётся с лестницы голос Савитара.
Ребёнок стоит на нижней ступеньке, крепко сжимая руку Зоры, потирающей глаза свободной ладошкой.
Хиона, не раздумывая, подбегает к детям и обнимает сразу обоих.
– Долго я спала? – обеспокоенно уточняет она.
– Три дня и три ночи, – серьёзно отвечает Савитар.
Хиона отпускает детей и закрывает рот ладонями.
– Простите меня, я… – шепчет она, еле сдерживая внезапный приступ страха, смешанного со стыдом.
Дети на её попечении три дня были предоставлены сами себе, когда поблизости может разгуливать полоумная каари, убившая их соседку. Ещё и служба зачистки! А если бы гуны захотели пригласить соседей на пару вопросов?
– Не плачь‑ка, Хиона’эни, – Зора аккуратно берёт попечительницу за руки. – Он заботился о нас и очень вкусно кормил, – лепечет малышка.