Привет, заморыши!
Оксана стучится к ним.
– Эй, Лейка шлюха тупая ты! Отнимай теперь свою платью говняную! И кисю свою любимую поди отними! – кричит Оксана. Она несется в прихожую, толкает входную дверь, вылетает в подъезд и визжа бежит вверх по лестнице.
За ней со всех ног гонится Лея, позади медленно и хмуро ковыляет Шура.
Марк тем временем стучится в комнату мамы.
– Кать, ну не переживай так! Вырастут же волосы. Зато без вшей!
Яна достает из кармана и нервно теребит пачку антидепрессантов.
– Яна, что это у тебя? – спрашивает Марк.
– Не знаю. Это мне Оксана дала, – говорит Яна.
Марк подходит к Яне, чтобы забрать таблетки, но в последний момент их вырывает Леша и, весело смеясь, бежит с ними в коридор. Марк несется за ним.
– Леша, верни немедленно! – кричит Марк.
В прихожей Марк поскальзывается на мыльной воде и падает, ударяясь спиной.
Марк кряхтит, жмурясь от боли и досады.
Леша оглядывается на Марка. Некоторое время сдерживается, но потом прыскает:
– Ха‑ха‑ха‑ха‑ха‑ха‑ха‑ха‑ха!!!
Слышно, как Оксана и кошка орут на весь подъезд.
Дверь подъезда открывается, с улицы заходит полная дама, соседка Фрайманов сверху. Она с любопытством заглядывает в их квартиру.
II. В тихом омуте
Сцена 1
Никто гуляет по фонтану Адама и Евы у метро Новокузнецкая, наклоняется, опускает в воду руки. Солнечный день, на деревьях появляются первые листья, уже тепло. Никто снимает плащик и кидает его Дане.
Никто мочит низ платья.
– Эй… я мокрая! Теперь все в музее подумают, что я описалась!
– Ну, поставь вконтакте статус «Эй, я не описалась» и пойдем.
Никто подставляет под струю палец и обливает Даню фонтанной водой.
Сцена 2
Даня и Никто в кафе, перед Даней мясо с ананасами.
– Вообще, знаешь, – рассуждает Даня, цепляя ананас вилкой, – иногда приходишь на выставку, а там все толпятся у картин с красивыми девушками. Как бы это красиво, а значит, это и есть искусство.
– Э‑эй. Но это тоже искусство.
Никто наблюдает, как сахар растворяется в прозрачной чашке с зеленым чаем.
– Может, расскажешь уже, как тебя зовут? – спрашивает Даня. – И как ты меня нашла? А главное, зачем?
– Ну что за глупые вопросы! Какая разница, как меня зовут. Это вообще ничего о человеке не говорит, назвали и назвали. Лучше я портрет моего папы покажу. Сама нарисовала.
Никто роется в своем телефоне.
– Он сейчас в Казахстане.
– А что он там забыл?
– Он занимается буровыми установками для добычи нефти. Его постоянно посылают из одной страны в другую.
– Богатый, наверное? Раз при нефти.
– Да‑а‑а‑а‑а‑а, не знаю. Слушай, вот ты мне объясни: почему твоя мама взяла всех этих детей?
– Ну… ей всех жалко, так всегда было. И она всегда хотела, чтобы детей было много. Сначала были мы с Леей, мама взяла Ромку. Потом мы вроде как подросли, родилась Яна, у мамы снова материнский инстинкт обострился, она начала смотреть все эти базы с детдомовскими детьми, сначала на Шуру запала, потом на Лешу. Мне кажется, мама как‑то иначе себе все это представляла, куда более возвышенно – на деле ор, мат, драки… Не знаю… Теперь еще и эта жуткая Оксана с нами, чернуха какая‑то…
– «Место занял таракан, мухи возроптали, полон очень наш стакан, к Юпитеру закричали», – цитирует Никто.
– Типа того.
– Даня, слушай, да это же круто! За нами вообще не следили в детстве. А ваша мама всех любит, обо всех заботится. У нее ко всем свой подход. Я сама видела!
– За «вами»?
Никто прижимает руку ко рту и переводит взгляд в Данину тарелку.
– А я не ем мясо. И ананасы. Так. Портрет папы хотела показать.
