Проклятье мёртвой сети

Лешке привалило. Ложку дегтя в эту бочку с медом добавила только Катя. Они познакомились на программерской олимпиаде в десятом классе. Катя, конечно, от него отставала, но по‑своему была тоже крута. Поэтому он занял первое место, а она – второе. Пошли отмечать победу. Потом встретились еще раз. Еще. А потом – любовь. Первая, страстная, горячая. И в Москву уехали вместе, Катя поступила в МГУ. Но на третьем курсе случилась беда: ее маму, совсем еще молодую женщину, разбил инсульт. И Кате пришлось переводиться на заочное отделение и переезжать обратно в волжскую провинцию. Деньги она зарабатывала приличные, как и все талантливые программисты, но представить себе, что мама будет лежать одна, с сиделкой, Катя не могла.

Поэтому в последние пару лет виделись они с Лешкой не так часто, как хотелось обоим. Но виделись. И он приезжал, Марину Викторовну проведать и с Катей встретиться. И она к нему в Москву выбиралась, то на выходные, то просто так. Однако, когда встал вопрос о переезде в Америку, все застопорилось.

– Леш, ну как ты не понимаешь! Я из Москвы уехала, чтобы с мамой рядом быть. А ты теперь мне предлагаешь что? Бросить ее на сиделок и в Америку укатить?

– Да, Катя, я не понимаю. Потому что моя мама меня, как ты знаешь, даже до дома ребенка не донесла, прямо у мусорки бросила. Поэтому я не понимаю, почему ты, обеспечив маме достойный уход, не можешь оставить ее на сиделок. Она все равно не говорит, тебя не понимает и не узнает. Так ради чего такие жертвы, а?! Ты жертвуешь нашей любовью, своей блестящей карьерой, счастливой совместной жизнью. Ради чего, я тебя спрашиваю?!

– Ради мамы…

Такие диалоги они вели месяц перед Лешкиным выпуском и месяц после. Американцы были готовы принять его и женатого, но вступить в брак следовало еще до отъезда. Лешка бесился, орал, бил посуду. Катя плакала, но стояла на своем. Понять друг друга не получалось. В конце концов, Медведев озверел. И наговорил такого, после чего Катя вытерла слезы, молча встала и ушла. Перестала отвечать на его звонки и письма. А когда он заявился к ней домой, открыла сиделка и ледяным тоном сказала, что Екатерина тут больше не живет. Сняла квартиру где‑то, приходит только проведать маму всегда в разное время. Он пытался караулить у подъезда, но так ни разу Катю и не дождался. Ее подруги ему тоже не отвечали и встречаться не желали.

В совершеннейшем бешенстве и таком же горе Лешка переспал по пьяной лавочке со своей бывшей одноклассницей Юлькой, влюбленной в него класса с пятого. В ней даже пробивная Марина Викторовна особых талантов найти не смогла, поэтому после окончания школы Юлька получила диплом мастера маникюра и педикюра и работала по этой специальности в небольшом салоне. Интеллектом Юлька не блистала, но при этом было у нее то, что называют «житейским умом» или хваткой – этого не отнять. Но Лешке в этом проку не было. Да и разговоры он с ней не собирался разговаривать, а в постели интеллект не нужен. Особенно – после большого количества виски.

Проснувшись утром после грехопадения в Юлькиной квартире, Лешка застонал. И от того, что голова раскалывалась. И от того, что свое жилье, от государства полученное, девушка украсила так, что реально глаза слепило. Везде золотое, алое, розовое и черное. Блеск, рюшки, завитушки. И – апофеозом или, скорее, апофигеем – зеркало на потолке над кроватью. Посмотрев в него, Медведев заорал. Прилетела Юлька, по всей видимости принимавшая душ: без боевой раскраски, с мокрыми волосами и завернутая в черное с золотом полотенце.

– Медведев! Ты чего вопишь? Соседей перепугаешь!

Лешка с трудом заставил себя замолчать. Сердце в груди бухало молотом. Он с трудом разлепил сухие губы:

– Да сон плохой приснился, прости. А что это за зеркало у тебя на потолке? Дорогая, наверное, штука?

Юлька хмыкнула:

– Да щас прям, не тратилась я еще на такие вещи. Несколько раз в старушатник съездила – и вот вам материал для зеркального потолочка.

Лешка понимающе кивнул. Старушатником называли микрорайон, в котором доживали свой век практические одни пенсионеры. Молодежь оттуда сбегала сразу, как только возможность появлялась. А бабки жили и довольно часто умирали. Счастливые наследники, как правило, все вещи тут же выносили на помойку. Видимо, там рачительная Юлька зеркал и набрала.

– Юль, я, конечно, в отделке ничего не понимаю. Но мне казалось, что для потолка какие‑то особые зеркала нужны, нет? Более тонкие, что ли? Ну и режут их не мелко, а одним большим куском.

Юлька раздраженно передернула плечами.

– Ну да, мастер, который ремонт делал, тоже что‑то такое говорил. Но я настояла на своем. И он сначала на какой‑то мощный клей все посадил, а потом еще на шурупы что ли какие‑то, чуть ли не в палец длиной. А что кусками – так оригинально даже получилось. Один чел мне сказал – прикольный эффект преломления.

Лешка не стал расспрашивать про чела, который наблюдал эффект преломления с Юлькиной кровати. Ясно, что монашкой она не жила, да и не должна была. Но вот зеркало… Впрочем, нет. Об этом он подумает как‑нибудь потом.

Вместо мыслей о зеркале потом приключилось еще несколько сексов с Юлькой – выгодно отличавшихся от разговоров с ней же. Лешка сделал еще одну попытку связаться с Катей – безрезультатно. И принял решение. Они с ошарашенной, но счастливой Юлькой поженились. И в Америку уехали вместе.

Пожалуй, это был единственный поступок, о котором он периодически жалел. Все же остальное складывалось как нельзя лучше. Американцы не обманули: и дом, и машина, и зарплата, и бонусы – все случилось. И работа мечты случилась тоже. Через несколько месяцев после его трудоустройства, аккурат перед Рождеством, в компании раздавали награды лучшим. В его подразделение неожиданно приехал сам Кварк Дрейк. Нет, не так. Сам!!! Дрейк!!! И самолично вручил русскому программисту Алексу Беару какой‑то сувенир. И договор на новое назначение: Лешку перевели на так называемое «мертвое направление». В России это было не очень распространено, а вот в Америке и других странах профили умерших пользователей становились своеобразными «мемориальными досками». По заявлению близких странице присваивался особый статус. С нее активность больше не велась, а другие пользователи могли заходить и что‑то на стене оставлять. Многим Лешкиным коллегам казалось, что на «мертвом направлении» и работа «мертвая». Но сам он чувствовал, что перспектив много. И даже поделился парой быстро пришедших в голову фишек с небожителем, когда тот ему руку пожимал. Кварк взглянул остро и заинтересованно, сказал, что «Алекс молодец», потрепал по плечу и отошел к другим сотрудникам. Но еще пару раз, пока великий босс общался со своими подчиненными, Лешка ловил на себе его взгляд. Но что было в этом взгляде – понять не сумел. Под ложечкой только как‑то противно засосало, но Медведев списал это на пережитое волнение.

А в начале января Лешкина жизнь начала катиться под откос. Что характерно, с самого что ни на есть позитивного события. Он написал письмо своему божеству. В компании это не только не запрещалось, но даже приветствовалось – делиться идеями с самым главным начальником. Вот Лешка и написал насчет той пары фишек, которая придумалась на корпоративе. Шеф ответил быстро и с какого‑то другого адреса. Спросил, как именно Медведев собирается реализовывать задуманное. И когда подчиненный все прописал, предложил чуть иное решение. Типа, а может, вот так? И Лешка реально растерялся.

Он был действительно хорошим программистом. Отличным даже. Но со своими тараканами и косяками, не без этого. И вот решение, которое предлагал Кварк, вроде было прекрасно всем. Но была в нем некая червоточина, которую Лешка чуял, но сказать, что конкретно не так, не мог. И посоветоваться не с кем, как назло! Не с Юлькой же.