Против всех

Человек вроде даже как обиделся – прекратил хлопать. Вошел наконец в дом. Сложил пальцы домиком. Бледный, худощавый.

– Ну зачем так грубо, – явно обиженно произнес он. – Я к вам со всей душой, открыто. Вон, даже собачек прислал, чтобы вы не скучали…

Степаныч опять сплюнул. В сторону вошедшего. Он начинал догадываться.

– А вы не скучали, господа охотнички.

Я наконец‑то вгляделся в эту рожу. И узнал. Остолбенел. Нет, только не это. Не может быть! Я уже за сегодняшнюю ночь так думал о многом. И всегда это «не может быть» творилось рядом или говорило упрямыми фактами. А страх и паника опять оживали и поднимались. Волосы на затылке шевелились и кровь стучала в голове.

– О, Андрей, ты узнал меня? В прошлый раз моя госпожа не завершила жертвоприношение. Пришло время закончить начатое.

Степаныч кинул взгляд на меня. Увидел, как я поменялся в лице.

– Заткнись, говнюк. У тебя изо рта воняет на километр, – не унимается он. Нарочно злит его, но зачем? Отвлекает, тянет время?

А тот шевельнул рукой слегка – ближайшая тварь резко подскочила к Степанычу, встала на задние лапы, приперла к самой стене, придавила лапами, разинула до предела пасть – и приблизила прямо к лицу, вплотную. Брат сморщился и зажмурился на несколько мгновений – вонь была невообразимая, а сама тварь – настолько гнусная, что лучше и не видеть вовсе, особенно так близко.

– Нюхни это, козел. Как тебе? – Худощавый не упустил возможность позлорадствовать. В его гребаном стиле. – Думаю, нам пора идти.

И он улыбнулся. Обнажив длинные, острые, клыки. Клыки настоящего, человекоподобного вампира.

 

Жертва

 

Приглушенный красный, какой‑то туманный полумрак. В уши бьет пульсирующий, ритмичный, не сразу понятный звук. Мерное гудение – и одновременно шепот. Непривычный, несвязный. Но затягивающий. Гипнотизирующий. Как гудение может быть шепотом? Не знаю. Но это есть. И это бьет по мозгам…

Я вспоминаю, что это. Не просто шепот. Ритуальные слова нараспев. Заклинания. И произносят их… В прошлый раз нашептывали с десяток антропоморфных вампиров. Паства. Стая. И их пастырь, предводитель, жрец. У этих гадов есть свой культ. Страшный и малопонятный, но суть я знаю.

Периодически им надо приносить жертвы – своим потусторонним божествам, что, возможно, сотворили их. Дают им силы. Порождают их магию.

Три года назад они нашли жертву. Такая не каждый день попадается. Жертва с особой энергетикой. Та, которую нельзя упускать. Та, которую надо непременно принести воплощенной богине.

В тот раз они упустили свою особенную жертву. Шура Скат не дал свершиться их треклятому жертвоприношению.

И все было хорошо… Пока жертва не спятила и не сбежала из надежного укрытия, не появилась в поле зрения и, преследуемая, не попалась в ловушку. Правда, преследование было действительно мастерским. Несложно сложить два и два. Преследовали меня, скорее всего, от самого города. Кто‑то выследил и засек. Первой ночью в деревне пришла «разведка». Несколько упырей бродили по округе, управляемые – теперь без всяких сомнений – разумным вампиром. Тем самым худощавым. А может, не только им. Вон тут их сколько… Задрали собаку и молодую парочку. Дальше, во время рейда на кладбище, мы потрепали стаю упырей. После чего какая‑то падла сняла обереги и часть ловушек во дворе. А управлявший упырями худощавый натравил на нас целую кучу кладбищенских мутантов. Откуда он их тут взял? И вообще, где я сейчас?

Неважно.

Я снова попался. Жертвоприношение свершится. И, очень, очень не хочется, чтобы это у них получилось. Сам виноват… Хотя что толку теперь в самобичевании? Надо попытаться действовать. Пока паника не захлестнула полностью, не накрыла черной пеленой, не лишила воли и возможности предпринять… А что предпринять?

Пытаюсь вырваться – руки вывернуты в запястьях и крепко зафиксированы вверху. Боль. Попытка отзывается такой острой, жгучей, сумасшедшей болью, что я чуть не завыл – но до крови прикусил губу. Помогло. Сдержался. Не дождетесь! Сдохнуть – так достойно. Руки, понятное дело, затекли. Ноги тоже. Они прикованы к каким‑то креплениям, прочно и фундаментально стоящим на полу. Однако, в пол ноги не упираются. Я завис. Все как и в прошлый раз.

Пытаюсь отыскать глазами Степаныча. Где ты, брат? Жив ли еще? Ведь ты‑то им не нужен, могли и на месте порешить… Хотя тогда почему не порешили? Ведь был момент. На Степаныча бросился зверюга‑упырь, уродище ебаное, недобитое и адски яростное. Но худощавый вампир остановил уже готового оторвать башку упырюгу.

Присматриваюсь. А вот и он, брат. В углу, неподалеку. Я едва разглядел его в этом полумраке. Связанный и без сознания. Связанный – значит, живой. Значит, шанс есть.

Нет у тебя шансов, гнусно прошептало внутри. И у него шансов нет. Это только на время. Мучения продлили. Сначала медленно начнут убивать тебя. Ритуально. Не особо спеша. Брат это будет видеть. Они заставят его смотреть. А когда будешь издыхать, истекая кровью и почти сойдя с ума, расчлененный заживо, они возьмутся и за него… Нелюди! Скоты! Ну зачем, зачем вам все это? Сразу прикончить трудно что ли? Нормальные враги, даже самые лютые, безжалостные, так не поступят. Найдется хоть капля жалости, чтобы прибить побыстрее. Потому что люди. А эти – только человекоподобные внешне.

Я все‑таки застонал от бессилия. Дернулся нервно – боль снова прошибла скрученное, затекшее тело.

А шепот‑гудение продолжался, гипнотизировал, завораживал, куда‑то нес. И вдруг резко затих.

– Очнулся, – прозвучал негромкий голос. Это худощавый. – Ты зря сбежал тогда.

Я взглянул на него. Тощий козлина, прихвостень «богини» и ее жреца. Но врет, гадина – сбежал я не зря. Не напрасно. После моего побега три года назад перебили почти весь клан. А долбаная башка жреца слетела с плеч – ее залихватски, несмотря на магию и гипноатаки, снес Серега Антиупырь. Сереге самому, конечно, досталось тогда. Но треть этой гнусной шоблы положил именно он. А вот тощий, как оказалось, тоже сбежал – и уцелел, несмотря ни на что. Скользкий, гад.

Да… и что это поменялось в его облике? Напялил нелепую черную сутану. Красный, с жуткой змееподобной рогатой мордой медальон на груди. Так одеваются жрецы. Их жрецы.

– С повышением, скотина, – зло сплюнул я.

– О, благодарю, – отозвался тот самодовольно. – Только я сомневаюсь, что ты забыл мое имя.

– Сукин сын твое имя, – я борзею. Похоже, что от безысходности. Похуй. Уже на все похуй. В глазах тощего сверкнул огонек – огонек ненависти. Ладони судорожно сжались в кулаки. Ну, давай. Зачем тебе ритуалы? Просто разозлись и прибей.

– Ты прав. Мое прежнее имя не имеет значения. Раньше меня звали тем именем, которое носил человек, слабый человечишка. Мелочный и бессильный кусок мяса. Даже после обращения я носил то жалкое имя. Но теперь… Теперь я доказал, что достоин быть лучше. Что меня обратили не зря. Я получил… новое имя. От самой богини! Теперь я…