Против всех

Степаныч, нахмурившийся было и сбросивший маску спокойствия, посмотрел в глаза пристально. Потом как‑то подобрел чуток.

– Смотри у меня, – проворчал мирно.

 

Мой дом – моя крепость

 

В этот раз подозрительный шум не стал дожидаться рассвета.

Ночью мы еще раз проверили решетки, закрыли ставни покрепче. Прежде, чем немного отдохнуть, обошли и проконтролировали весь дом и входы‑выходы заново. Настоял в этот раз не я, а Степаныч. Одно дело слышать про угрозу, другое – увидеть ее и столкнуться с ней лицом к лицу. Свет не вырубали. Сон был чуткий – я, как и в прошлый раз, расположился на диване у глухой стены без окна, Степаныч в другом конце комнаты на каком‑то матрасе на полу.

Шум повторился. Снова. Я вскочил, готовый ко всему. Шум повторялся стуками, шебуршанием. Кто‑то приближался, шагал по двору, скребся о стены. Кто? Я пожалел, что не установил у дома и во дворе камеры наблюдения в свое время, а сейчас – просто не взял их с собой, дурень. А надо было. Но кто проник внутрь? Местные не могли – незачем, тем более посреди ночи. Да и чутье… Оно говорит о другом. Знакомый, сжимающий страх. Нет, иначе быть не могло! Это они. Упыри. Но как? Ловушки во дворе надежные, хоть и скрытые. Защитные амулеты и обереги, специально развешанные и установленные во дворе, у ворот и по периметру забора, исключали возможность прорыва. Да, твари могли приблизиться. Но пройти внутрь? Нет. Ни за что.

Тем не менее, они во дворе, вот тут, рядом, прямо под окнами. Скребутся, уже даже ломятся, рвутся! Как же так? Что происходит?

Степаныч наготове, схватил лежащую рядом заряженную специальными антиупырскими пулями винтовку, модифицированную в нашей мастерской до уровня совершенства. В руках профессионала, который умеет ей пользоваться, эта штука может творить чудеса – как сегодня. Похоже, пора сделать чудо еще раз…

– Это то, о чем я подумал? – осведомился Степаныч, проверяя заряд и снимая с предохранителя.

Я судорожно сглотнул.

– Да. Это они. – Брат заметил, как я бледнею.

– Не ссы, – усмехнулся он. – Мы уже отделали их сегодня. Отделаем еще раз. Как они могли сюда пробраться?

– Не знаю, – я лихорадочно ломал над этим голову, но долго головоломками заниматься нельзя. Надо в полную боевую готовность. Надо обороняться. – Схалтурила защита.

– Ты говорил, что эти твои ловушки‑безделушки надежные.

– Выходит, что нет.

Степаныч кинул мне обойму с патронами.

– Запасайся, братец. – И подлил масла в огонь. – Ненадежные. Или их вывели из строя.

Я недоуменно посмотрел на него.

– Вампиры и упыри не могут…

– Зато человек может.

Как молнией ударило. Человек! Человек может, на него «ловушки‑безделушки», как выразился Степаныч, не действуют. Ну, кроме самых прямых и надежных – сети, капканы, выстреливающие колья… Хотя последние мы во дворе не ставили. Но вот обереги, которые накрывают нечисть, дезориентируют, вводят в ступор, отпугивают и вредят – на людей они не действуют.

Но какой нормальный человек способен на это? Кто будет убирать обереги, пока нас нет? Да и вернувшись, мы все проверили… Значит, пока дрыхли. Кто будет подставлять нас под удар – намеренно, зная, что удар этот будет нанесен?

В дверь грохнули – с яростной, безумной, дикой силой. Потом раздался жуткий, протяжный скрежет. Скрежет когтей. Нечеловеческих и убийственных.

– У тебя есть тут недоброжелатели? – спросил я.

– Да вот они, прямо за стенами.

– Нет! Из людей…

– Ну как тебе сказать… Открытых вредителей нет. Стараюсь дружить с местными. Пытаешься вычислить предателя?

– Да. Но это сейчас неважно, – новый, сотрясающий удар в дверь. Потом что‑то с разлета врезалось в окно – так врезалось, что вдрызг разбилось и разлетелось стекло за решеткой, а ставни затряслись. Я подпрыгнул и чуть не поседел. Раздался вой‑хрип – тяжкий, душераздирающий, яростный… Упырь со всей дури атаковал окно, наплевав на ауру оберегов, обжигаясь о металл. И решетки, и ставни – прочные, насколько это возможно. Стальной спецсостав с покрытием из серебра. Упырю досталось, нехило досталось. Он ранен. Он вообще не должен идти напролом, не должен атаковать такую защиту! Инстинкты самосохранения сильнее тупой ярости и жажды кровищи и мяса. Но он лезет, атакует снова – ставни дрожат, вой раздирает слух.

Вздрогнул и чуть пригнулся Степаныч, когда такой же мощный и безумный, просто невероятный удар, который противоречил логике, раздался со стороны другого окна. Снова протяжный вой, булькающий, злостный… И снова! Они бьют по окнам. Они их прошибают! Пытаются прошибить. Калечатся, боятся, впадают в безумную ярость… Но не отступают.

– Хуйня вся эта твоя защита, – буркнул Степаныч. – Их надо крошить в фарш.

– Стой, – смутная догадка сверлила мозг. Откуда эта ярость? Откуда эти калечащие, самоубийственные атаки? Почему тупые твари, да еще и без вожака, готовы жертвовать собой? Что‑то глушит их инстинкты. Кидает на амбразуры, так сказать. Что? – Я понял! Их подчинили и заставляют атаковать защищенные места. Они хотят пробить защиту дома и взять нас. Их кто‑то ведет!

– Противоречишь, брат. Вожака мы положили. Их осталась пара‑тройка от силы. А на нас сейчас явно десяток‑другой тварей навалится.

И то правда – массированные атаки на окно не прекращаются, ставни и решетки вот‑вот не выдержат. Дверь! Они колошматят дверь, орут, жутко воют, шумят, рычат… Мы на отшибе, но они переполошат всю деревню. Капец… Лишь бы никто из местных смельчаков не вышел полюбопытствовать или разбираться. Да какой там… От такого шума хочется прижаться в темном углу, отгородиться от мира в самой глубокой конуре на сто засовов, и сидеть тихо‑тихо… Да о чем это я? Мысли путаются…

– Степаныч… Я мудак. Я ошибся! Их все‑такие ведет…

Дверь с невероятным, резким, неожиданным грохотом, поддаваясь чудовищному тройному удару орущих тварей, не жалеющих ни себя, ни преград, никого и ничего, – вдруг резко прогнулась. Черт… Надежная, прочная петля как‑то жалко скривилась и наполовину слетела. Стальная поверхность вздулась, потом вздулась в еще одном месте. Еще удар – прочная непрошибаемая дверь почти слетела с петель, образуя брешь – проход для тварей. Я уже вижу гнусную клыкастую рожу, которая заглянула внутрь. Ее оттолкнула и сменила другая рожа, в брешь полезли лапы, противные, облезлые, рваные и обожженные, но могучие тела…

Грохот – и ближайшая морда разлетелась в клочья.