Противостояние. Часть 6. Чудовищное стечение обстоятельств

– Тогда кто сделал это, Богдан? Ведь ни кто ничего не знал.

– Я не знаю.

– Богдан, я прекрасно знаю, что это за клиника, если вы не имеете к этому отношения, тогда как меня отпустили оттуда, без экспертизы и суда?

– Тебя ни кто не отпускал оттуда, Настя… Петр Иванович и санитар Максим под следствием, Артем пытается помочь им. Марк все еще в клинике.

Я крепко обняла его, слезы снова ручьем потекли ему в плечо.

– Ты мне веришь, малыш мой?

– Я не могу не верить тебе… но… я все равно не могу вернуться домой… Богдан, я обманула профессора. В его отчетах о моем состоянии, все намного благополучнее, чем на самом деле… Я не могла больше находиться там. Я понимала, что мне некуда идти, понимала, что ни кто меня больше не ждет, и все равно не могла там находиться. Мне все еще очень плохо… Я не знаю, что будет со мной, какой я стану после всего этого… я не знаю…

– Я знаю, маленькая моя, и профессор знает. Я видел, что эти звери сделали с тобой, я знаю, как тебе тяжело. Малыш мой, я с тобой, я всегда буду рядом с тобой. Ты очень нужна нам и ни кто не сможет изменить этого.

Богдан дал мне воды, я немного успокоилась, пытаясь понять хоть что‑то, в голове был туман, я не могла сосредоточиться.

– Настюша? – Богдан снова посмотрел на меня, я не знала, что сказать ему. – Просто скажи, что ты веришь мне.

– Я ничего не понимаю, Богдан, но… я не могу не верить тебе.

– Я никогда не предам тебя, Настенька, – он нежно поцеловал мои, соленые от слез, щеки и пересел на водительское сиденье.

– Богдан, я очень хочу к детям, но… я не готова… я не хочу, чтобы они видели меня в таком состоянии.

– Малыш мой, они рады видеть тебя в любом состоянии, но, к детишкам мы поедем чуть позже, нам нужно заехать в клинику. Если ты не хочешь, поехали домой, профессор заедет сам.

– Поехали… в клинику…

Припарковавшись у клиники, Богдан открыл мне дверцу, я неуверенно смотрела на него.

– Малыш мой, не бойся, идем со мной, – он взял меня за руку.

Мы прошли до кабинета Никиты. Неуверенные движения, потеря координации, потерянный взгляд, нервная дрожь по телу – я снова была затравленным зверьком. Я остановилась у двери, не решаясь войти и посмотреть Никите в глаза.

– Все хорошо, Настенька, – тихо сказал мне Богдан и провел меня в кабинет.

Я остановилась, не сделав и двух шагов, и неуверенно посмотрела на Никиту. Он встал из‑за стола и подошел ко мне.

– Настя, – он взял в руки мою ладонь.

– Ник… – и снова слезы покатились из глаз, я не могла взять себя в руки, совершенно потерянное состояние, как физическое, там и моральное. – Прости… Никита… Я… Прости меня, Ник…

– Я знаю, Настя, – он крепко обнял меня. – Знаю, родная моя. Мы с тобой, ты же знаешь. Моя Маленькая Настенька, – обнимая меня, он нежно поцеловал меня в щеку, я понимала, для чего он назвал меня маленькой Настенькой – я, по‑прежнему, их младшая сестренка, я навсегда останусь для них Маленькой Настенькой, и уже ни что не в силах перечеркнуть того, что нам пришлось пережить.

– Прости, Никита, – я обняла его, что было сил.

– Все будет хорошо, Настя, – дверь кабинета открылась, я вздрогнула, как от удара током и инстинктивно прижалась к Никите, ища укрытия в его объятиях. – Все хорошо, Настя, – Никита усадил меня на диван.

– Как наши дела, Настя? – в кабинет вошел профессор и присел рядом со мной, с другой стороны присел Богдан.

– Зачем Вы отпустили меня? – я повернулась к профессору.

– Скажи мне, Настя, когда ты в последний раз нормально спала? – я молча смотрела на него. – Неведение угнетало тебя, усугубляя твое и без того тяжелое состояние.

– Все очень плохо?

– Настя, четыре месяца твой мозг испытывает сильнейшие перегрузки, ты в своем уме и это уже очень хорошо. Мы пройдем с тобой еще один месячный курс терапии, а дальше посмотрим. Давай мне руку, – я закатала рукав и протянула руку профессору, руки сильно дрожали, Богдану пришлось держать мне руку, чтобы профессор смог ввести иглу. – Не сдерживай своих слез, Настя. У тебя нет сил сдерживать свои эмоции, не нагружай себя. Слезы, гнев, что угодно, не держи это в себе.

– Вы оставите меня в клинике?

– В этом нет необходимости. Ты вполне адекватна, потерянное состояние, не повод держать тебя в клинике. Я буду приезжать сам, дома тебе будет проще набраться сил, я лишь рекомендую тебе постельный режим.

– Я могу помочь Петру Ивановичу?

– Можешь, Настя, но твое пребывание в первой городской перестанет быть тайной.

– То, что они заперли там абсолютно здорового человека, делает хуже лишь им, разве нет?

– Вот, Настя, ты вполне способна соображать здраво, тебе просто нужно набраться сил. Я подготовлю необходимые справки, полностью реабилитирующие тебя.

– Как они вышли на меня?

– Заявления, действительно, были, Настя, тамошнему главврачу большего не нужно, но и здесь не обошлось без посторонней помощи. Кто был инициатором, нам остается лишь догадываться. Поправляйся, Настя. Я заеду завтра.

– Спасибо, – ответила я, профессор вышел из кабинета. – Как Марк, Никита?

– Если ты вдохновишь его жить дальше, я отпущу его домой. Он в третьей палате.

Я вышла из кабинета и поднялась на этаж кардиологического отделения. Подойдя к третьей палате, я тихонько открыла дверь и также тихо прошла до постели Марка, он спал. Я присела на край его постели и взяла его ладонь в свои руки.

– Папа.

– Настя, – он открыл глаза и посмотрел на меня. – Настенька, – он присел и чуть не задушил меня в объятиях. – Доченька, маленькая моя.

– Папочка, родной мой, – я крепко обняла его в ответ. – Никита сказал, что ты хочешь бросить меня, он ведь пошутил, правда, папочка?

– Конечно, доченька. Никита пошутил, я очень хочу домой. Настенька, девочка моя.

– Все хорошо, папочка, я с тобой. У нас все будет хорошо, – слез не могла сдержать не только я…

Мы вернулись домой, я нерешительно вошла в гостиную. По ушам резанула … тишина…

– Где дети, Богдан? Почему так тихо?

– Дети дома, Настя, идем.