Прямая видимость. Осужденная… курсант

Капитан продолжил молча стоять напротив строя и переводить острый взгляд с подчинённой на подчинённую. Лицо его напряжённое, солнце, что переходит на западную сторону корпуса, падает на козырёк кепки, бросая «устрашающую» тень на его лицо, идеально вычищенные берцы блестят. Богдан подбирает в голове нужные слова, мысли путаются, скачут, но выглядит он уверенно и лишь хорошо знающий Старохватова человек смог бы определить по выступившим на его лбу испаринам пота – офицер волнуется. Наконец, заведя по привычке руки за спину (на войне всегда прятал от подчинённых таким образом мелкую дрожь перед боевым выходом), ротный воспитатель заговорил басом:

– Я – капитан Старохватов Богдан Николаевич… 1989 – го года рождения, если это кому важно. Назначен в ваш «диверсионный» отряд командиром, для вас я… ладно, обойдёмся без пафоса. Короче, по всем мелким вопросам обращаться к товарищу старшине, – он кивнул в сторону Белковой, – по болячкам и средствам женской гигиены – к медсестре, она в медкабинете на первом этаже, скоро познакомитесь; по вопросам бытовым, вроде трусов, ниток, иголок, подшивы…

– Так, мы по идее не подшиваемся! – осмелела Елагина и прервала начальника, за что удостоилась его сурового взгляда.

– Перебивать командира запрещено! Здесь я решаю, подшиваетесь или нет! Лично вы, товарищ курсант, к вечеру должны подшить воротничок формы, ну, когда получите обмундирование, а также рукава.

– Есть! – растеряно, с лёгкой обидой ответила Дарья.

– Продолжаем! – щёлкнул каблуками Богдан и, склонив голову, взялся прохаживаться взад‑вперёд перед строем, – по вопросам более важным, уже ко мне. В армии не приветствуется, когда прыгают через голову непосредственного начальника… немного позднее, одну из вас, тех, что с воли, сделают заместителем Инны Геннадьевны – это первое звено непосредственного руководства. – Понимая, что начинает беседу не с того, капитан резко сменил тему, – буду с вами откровенен: я не верю в исправление души! Да, люди часто меняются, преимущественно в худшую сторону, чтобы в лучшую, память моя таких эпизодов не воскрешает. Горбатого могила исправит. Но раз начальство так решило – исполнять свой долг по вашему обучению стану честно. Знайте также – чувства жалости у меня нет! Никто вам не виноват, поэтому пытаться разжалобить меня историями о «трудном детстве» – не стоит. Вообще, я человек своеобразный, говорю прямо, не как вы мозги пацанам пудрите, мол: «Я стерва!» – нет. Могу с плохого настроения пропесочить ни за что, могу и поблажку сделать. «Любимчики» у меня есть – это те, кто не подставляет, косячит в меру, понимаю, совсем без грехов не получится… в почёте будут те, на кого я могу положиться и так далее. Если все окажутся таковыми – добро! Нет? Не обижайтесь. Ещё из хорошего для вас – я против коллективного наказания, сам его терпеть не могу со срочки, когда из‑за одного идиота… ладно, неважно. У каждого нарушения есть имя и фамилия, и отвечать за него станет виновная, а не весь табор.

– Гражданин ротный воспитатель, разрешите… – донеслось откуда‑то из середины строя.

– Чего‑о?! – изменился в лице Богдан, – какой я вам «гражданин»?! И какой воспитатель? Кто сказал?

– Курсант Абакумова Екатерина Викторовна! – отрапортовала тёмненькая, высокая и худощавая девица.

– Ого! – Почесал Старохватов затылок, затем поправил кепку и продолжил, – ты у нас СМЕРШ?

– Не поняла…

– Не бери в голову, контрразведка! Обращаться ко мне только товарищ капитан! Допускаю ещё – товарищ командир! Никаких «гражданинов», имени‑отчества и приставки «воспитатель!» Я вам не нянька. Это всех касается. Ясно?

– Да! – невпопад прокричали девушки.

– Не да, а так точно! – Вставила словцо заскучавшая Белкова.

– Что вы хотели спросить, курсант? – Посмотрел Старохватов острым взглядом на однофамилицу легендарного комиссара госбезопасности.

Вместо ответа Екатерина недоумённо пожала плечами.

– Она молчаливая! – снова выкрикнула Елагина, – слова не вытянешь, удивляюсь, как осмелилась обратиться к вам. Мы просто чалились вместе, почти родня.

– Выйти из строя! – приказал Богдан Дарье.

Та сделала шаг вперёд, почти по‑уставному.

– По команде – «выйти из строя», следует сделать… ай, ладно, потом! Вы, курсант – счастливая обладательница перового наряда вне очереди! – объявил ей ротный.

– Есть.

– Чего болтливая такая? – почти мягко спросил капитан, – самая дерзкая?

– Как бы сказать, – скривилась Даша, – я словно из песни: «Могу одновременно грызть стаканы и Шиллера читать без словаря!»

– О‑о‑о, Высоцкого любишь?

– Так точно! – Сильнее потянулась Елагина к потолку.

– Уважаю! – учтиво кивнул ротный, – отставить наряд вне очереди. Однако азартные игры у нас строго запрещены. Только шахматы, шашки, прочие головоломки.

– Так шахматы – это ж спорт. – Сказала Дарья.

– Верно подмечено, – согласился Старохватов, – потому карты из своего «тайника» сюда гони.

– Как вы узнали?! – удивилась курсант.

– Давай‑давай, на первый раз тебе прощается.

Елагина полезла в бюстгальтер эталонных размеров и, вытянув оттуда колоду карт, протянула командиру.

– Сигареты тоже! – добавил он, – курить у нас разрешается только после приёма пищи, в специально отведённом месте, возле столовой. Имеется курилка и в расположении, за моим кабинетом, чтоб туда попасть, необходимо моё позволение – это будет привилегией для курящих; для тех, кто ведёт здоровый образ жизни, придумаем альтернативное поощрение.

– Уяснила. – Склонив голову, отозвалась Даша: ей жалко расставаться с дорогой пачкой ароматизированной отравы.

– Встать в строй! – продолжил Богдан, – так вот, если унюхаю табачный дым в роте – выговор! В запасе у вас три выговора, на четвёртый – вылет! И обратно в МЛС, ну или на гражданку, для двоих особ. Выговоры можно и снимать, особыми заслугами. За наркотики, алкоголь и, – Старохватов замялся, – слишком близкие, неуставные отношения между курсантами… кхм… женоложство, – протараторил он последнее слово, явно смущаясь, – срываете сразу «джекпот»! Без предупреждений и апелляций. Запретов, вообще, много! Разберёмся по ходу дела.

В спально‑строевое помещение ураганом ворвалась Азарова:

– Товарищ капитан! Пора одевать курсанток уже, и медсестра звонила, заждалась их тоже.

– Вы не видите, мы заняты? – Спокойным, но строгим голосом, не глядя в сторону Жанны Ибрагимовны, спросил командир.

– Виновата… – поправила прапорщик воротник.

– Скоро отпущу их… простите, что забыл с вами посоветоваться.