Прямая видимость. Осужденная… курсант

Фельдшер (хотя Слуцкую почему‑то все звали медсестрой, чем дико её раздражали) подошла к курсанту и начала проводить необходимые мероприятия. Напомним, Ирина – это женщина, не сказать – красивая, скорее обычная, среднего роста, русые волосы, если их расправить, тянулись до окончания спины; худая, голос у неё приятный, рука «лёгкая»; она замужем, воспитывает сына. В первый служебный день (до приезда воспитанниц) появилась в училище с искусно замазанным синяком: супруг порой делал с женой низкий для мужика поступок – избивал. Нет, он не пьёт, просто дурак, ревнующий буквально к каждому прохожему, на которого Слуцкая хотя бы мельком, без интереса, поднимала глаза. Старохватов предлагал ей помощь – отказала, жалко ведь давно нелюбимого мужа, понимала – это глупо, дальше пойдёт хуже, а побороть мерзкого чувства сострадания к ревнивцу, не могла.

Невзирая на то, что Ира тоже носит погоны, она оказалась очень милой и доброй женщиной, противоположностью старшине Белко́вой. Лида это сразу почувствовала (как позднее и другие девочки): Слуцкая словно источает тепло, манит к себе. Однако подобного нельзя сказать о её руках, хоть нежных и лёгких, но дико холодных! Едва сержант коснулась горячей, бледноватой кожи Лидии, как та вздрогнула, подумав, – «Патологоанатомом работала, что ли?» – вслух, естественно, подобного не выразила, искренне побоялась обидеть добродушную Ирину.

– Стрижка у вас… интересная, – усмехнулась фельдшер, – вши водились?

– Нет, – измученным тоном, оттого что надоело всем объяснять одно и то же, протянула Вострикова, – дед мой – шутник…

– У меня такой же был. Наркотики присутствовали в жизни? – Уже серьёзно и с опаской поинтересовалась Слуцкая.

– Да, – стыдливо опустила голову курсант.

– Бросила?

– Навсегда, я клянусь! – Бодро подняла глаза Лида.

– Сама решилась «соскочить» или помог кто?

Вострикова терпеть не могла говорить на больную тему, но Ирина спросила таким участвующим тоном, что курсант ответила честно:

– Не пришло бы счастье, да несчастье подогнало… на зону попала, оттого завязала и… рада.

– По тем же причинам решила добровольно пойти к нам? Ну, ты же вольная была.

– В том числе! но не в первую очередь… я‑я… честно, больше никогда…

– Извини, подруга, – выдохнула Слуцкая, – я обязана это указать в документах… или…

– Ничего, здесь секрета нет, в личном деле вроде помечено, сама не знаю, как меня сюда взяли с таким прошлым, с 228‑ой статьёй за плечами.

Ира, пометив что‑то в карточке Востриковой, вернулась к пациентке и принялась снимать с той серёжки, септум, пирсинги. Лида не ощутила ни боли, ни чего‑то другого: она «залипла» – любопытный взгляд курсантки прошёлся по фигуре фельдшера.

– По одной серёжке в ушах можно оставить! – оттянулась слегка назад Ира и уловила, что пациентка её пристально изучает, – ты чего это?! – усмехнулась Слуцкая.

– Нет, нет! – поспешила оправдаться курсант, – я нормальная, мужиков люблю… это я из зависти, из «белой» зависти… вы такая худенькая, но с «формами», мне вот, совсем не повезло, хоть бельё на мне разглаживай.

Фельдшер засмеялась.

– Ничего, подруга! Мужики разных любят, мне вот, с «достоинством» честь выпала, зато нос как у Буратино! Комплексую – жуть.

– Хех, так вы не говорите об этом ухажёрам, они и не заметят!

– Да, Старохватов, командир ваш, тоже мне подобное говорит. Кстати! ты при нём так, «с завистью», на женские прелести не смотри, он может неправильно понять. По секрету скажу: жутко Богдан боится, что кто‑то из вас заведёт меж собой чересчур неуставные отношения.

– Серьёзно?

– Что я, врать стану?! – наигранно обиделась Слуцкая, – подругам тоже доведи информацию.

– Хорошо.

– Всё, свободна. Держи своё железо… кстати, почему тебя Инна назвала «Эфкой?»

Вострикова поведала историю появления у неё «позывного», чем развеселила сержанта.

После Лидии в кабинет прошла следующая пациентка.

– Курсант Елагина Дарья Анатольевна! – отрапортовала та.

– Отчество называть необязательно, вряд ли кто‑то станет тебя по нему здесь величать! – Весело ответила Ира, – раздевайтесь.

– Прям так сра‑а‑азу? – Игриво протянула Даша, оно от скуки, намаялась за день.

– В армии всё надо делать быстро, привыкай! – поддержала иронию медработник.

Курсант сразу определила – Ирина Егоровна – свой человек! Потому без обиняков, прямо поинтересовалась:

– Извините, товарищ сержант, можно у вас спросить насчёт… капитана нашего.

– Военные не любят слово «можно», разве в тюрьме не так? Привыкай говорить: «Разрешите!». – И, кокетливо подмигнув курсантке, добавила, – спрашивай, чего уж там, неужто приглянулся? Вроде в старшие братья годится, то и в отцы с натяжкой.

– Нет, что вы… хотя, признаюсь, сейчас бы и на домамонтного деда прыгнула! Забыла уж, когда мужик меня щчупал, – исковеркала девушка последнее слово, – вопрос иного, скорее служебного характера.

– Спрашивай, но быстро, вас за час до ужина надо всех осмотреть.

 

Глава 4. Горегляд

 

Старохватов, отперев сперва классический, затем магнитный замок, пропустил в канцелярию Горегляд. Полина робко встала справа у порожка, возле двухметрового серого шкафа, заслонив «домофон» (отпирать ворота для тех, у кого нет электронного ключа). Она с интересом осмотрела помещение: уютный кабинет, не походящий обстановкой на казённый; сразу заметно по мелочам, вроде гражданской одежды и тапочек – хозяин здесь живёт некоторое время, но всё сложено аккуратно, в комнате и при помощи лупы вряд ли сумеешь отыскать пылинки.

Богдан, покормив рыбок в красивом аквариуме с голубой подсветкой, что величается на тумбочке у левой стены рядом с термопотом, обошёл рабочий стол и устроился в удобном, кожаном кресле «бизнес‑класса».

– Рыбок надо, наверное, вам в расположение отдать, мне они без надобности и ухаживать лень. Проходи, – стальным голосом сказал капитан, – чего встала в дверях? Присаживайся.

– Куда? – уточнила курсант.

– Куда хочешь, только не на стол и не на меня.

Девушка, отыскав глазами за чёрным диваном стул, «спрятавшийся» у правой стены, подошла к нему и, взявшись за спинку, спросила: