Прямая видимость. Осужденная… курсант
– Точно курица? – недоверчиво прищурился Ренат.
– Да курица, по костям определишь. Ты обидеть хочешь? Зачем бы я тебя обманывал? Не ешь свинину – твоё, святое право, подсовывать не намерен, я не моральный урод.
– Не обессудь, привычка спрашивать: сволочей много повидал, аж не верится, что с тобой так сдружились. Ин ша Аллах!
Керимов по просьбе капитана полез в холодильник, который стоял в углу, слева от двери напротив шкафа, в этот момент зазвонил телефон.
– У аппарата! – ответил хозяин кабинета и протянул другу трубку, – тебя!
– Достали! – выругался Ренат и, взяв средство связи, долго кричал, мол: «Дайте поесть хоть нормально! Привыкли, что я один за вас всё делаю!»
Старший лейтенант отключился и поставил трубку на место:
– Сказал бы им – Керимова нет!
– Ага, – усмехнулся Старохватов, – а если видел кто, как ты к нам заходил? Да и камер натыкано повсюду, не хочу, чтобы меня во лжи обвиняли.
– Тоже верно! А в расположении камер много? Я только у главных ворот, на первом этаже заметил… ах и на лестнице.
– В коридоре и спальном помещении, ну там только «пролётку» они охватывают, кровати в слепой зоне.
– Ясно! – щёлкнул Ренат дверцей микроволновки из умывальной комнаты, – зачем тебе пирожки понадобились? Обещал рассказать.
– Ой! Да мне надо из двух «вольных» выбрать сержанта, а второй – ефрейтора присвоить, я вот и думаю. Пока склоняюсь к мысли, что Полине «замком» ходить, это та, которую ты видел сегодня у меня. Во‑первых – она ни с кем из девок не знакома, мотала срок в Беларуси, следовательно, «кумовства» не возникнет; во‑вторых – больше она на командира тянет, чем другая «вольная», Лида. Той я позывной «Эфка» дал, из‑за множества «осколков» на лице, ну, пирсингов, чи как их там? Так вот, у неё статья нехорошая: 228‑ая, сам понимаешь. Хотя до конца не решил, у Полины тоже статья – убой с особой жестокостью.
– Серьёзно?! – удивился Ренат, – ничего себе, по виду не скажешь. Так, а пирожки‑то зачем?
– Проверка своеобразная. Их же одиннадцать штук? Вот я Полине и предложил угоститься, так она сразу: «Прямо десять брать?» Имела в виду, что девочек всех надо угостить, а один мне оставить, т.е. о других думает! Не схватила сразу себе.
– Ооо, интересно ты придумал! Хорошая проверка. А вторая девушка?
– Не говорили ещё с ней.
– Ладно, ну её, службу! То аппетит пропадёт, – предложил Керимов и, произнеся: «БисмиЛлях ир‑Рахман ир‑Рахим», пожелал Богдану приятного аппетита.
«Кстати! – подумал Богдан, – Полина говорит почти на чистом русском, даже без трасянки! Только щас дошло, что в ней мне показалось странным».
Глава 5. Не суди, сам не судим будешь
Старшина Белко́ва всё‑таки «просачковала»: уговорила освободившуюся от прямых обязанностей Жанну Ибрагимовну сопроводить курсанток до столовой, сославшись на, – «У меня дома проблемы, муж телефон обрывает!» – Хотя для девочек оно лучше, устали за полдня от криков Инны Геннадьевны, прапорщик тоже нравов строгих (так показалось сперва), зато не кричит, не трогает без причины.
Ужинали в столовой всем училищем, правда, для каждой «роты» отводились отдельные места, поболтать с «соратницами», коих зачислили в другие подразделения, не пришлось, так, махнули друг подружке, кто кого знал, и принялись за горячую пищу.
Курилки, находящиеся за столовой, распределены по корпусам (каждому своя, т.е. три разных), там тоже перекинуться словечком с соседками не пришлось.
Дымили из роты Старохватова не все: шесть из десяти, однако «здоровые» тоже прошли внутрь выкрашенного в зелёный цвет «ларька». Девочки сидели молча некоторое время, на перекур отводилось пять минут, Азарова разрешила задержаться на десять. Курсантки (кто курил), вынимая «бычки» из губ, заскучавших по мужской ласке, останавливают взгляды на тлеющем угольке, задерживают на секунды дым в лёгких и плавно обдают им окурки. Каждая думает о своём, каждая находится мыслями далеко‑далеко отсюда.
– Хм, ласточки летают, – прервала тишину некурящая Барвенкова Анна, – откуда они здесь? Вроде мы посреди степи, а ласточки только в городах у нас.
– Наверное, Старохватов завёз специально, чтоб тебя порадовать. – Выпалила Елагина и засмеялась. – Кстати! – По‑мужицки отщёлкнув фильтр в урну, посмотрела она на Полину, – ты чего молчишь, Беда?
– Что сказать? – с недоумением посмотрела на неё Горегляд.
– Чего так долго сидела у «хозяина»? О чём говорили?
В разговор вмешался сторонний, хриплый голос Востриковой (Эфка):
– Ты его там не оседлала?
И смех наполнил курилку.
– Ой, – застенчиво отвела чёрные очи в сторону Полина, – у вас, бабоньки, одно на уме!
– Ну расскажи, интересно же!
– Просто говорили: обо мне спрашивал, кофе налил, пирожками угощал. Он со всеми так планирует поговорить, тогда и узнаете! Если честно… мне даже понравилось! На мгновенье забыла, что я вернулась в неволю…
– Чего там у нас по расписанию дальше? Кто‑нибудь, вообще, в него заглядывал?! – Сменила тему Абакумова.
– Когда? – усмехнулась Беда, – но‑о, по‑моему, личное время, потом просмотр новостей. Как раз подошьёся! – толкнула она Дарью.
У Полины хотели спросить ещё что‑то, но прапорщик приказала строиться.
Едва девушки успели умыться, как по расположению разнёсся голос капитана:
– Становись!
Построились немного скрупулёзно: не все запомнили своё место в строю, но терпимо для первого дня. Ротный воспитатель с минуту покопался в телефоне, не обращая внимания на курсанток, затем бросил смартфон в нагрудный карман и обратился к подчинённым:
– Итак! Жалобы, вопросы, предложения – есть? – и сразу продолжил, не дав времени кому‑то выдохнуть или обронить и слога, – нету! Отлично. Бог мой! Это что?
Старохватов подошёл к подопечной, обувь которой сильно вымазана.
– Курсант Барвенкова Анна Анатольевна!