Прямая видимость. Осужденная… курсант

На втором этаже жилого корпуса, к восьми девушкам в арестантской «робе» присоединились курсантки облачённые в военное обмундирование, как и у персонала – наполовину «пиксель», наполовину «флора», хотя различия имеются: несколько другой оттенок, рисунок и полоски чуть иные, и отражатели на рукавах – это дабы не спутать судимую с кем‑то из сотрудников. Хотя форма была им выдана в строгом соответствии с размерами, всё же она сидела на теле мешковато. Необходимо подшить китель и штаны, разгладить, тогда – другое дело! Тем не менее облачённые в робу девочки долго рассматривали прикид «коллег», щупали материал, задавали вопросы.

– Рота! – закричала, словно случился пожар, старшина Белкова, – построиться на «взлётке» возле кроватей. И по ранжиру, не абы как!

Курсантки стоят в спально‑строевом помещении, что представляет из себя смесь кубрика и казармы (все койки рядом, одноярусные), посредине которой находится так называемая «взлётка» – широкий, протянутый коридор, специально созданный для вечных построений личного состава, кстати, Старохватов почему‑то называет её не «взлётка», а «пролётка», вскоре все привыкнут к такому термину.

Вообще, в корпусе сперва планировали сделать антураж исключительно армейский, причём «старого образца», позже отказались от такой идеи – надо идти в ногу со временем, плюс пресса заграничная станет заглядывать, нельзя опозориться на мир.

В расположение зашла прапорщик Азарова. Одна из девочек, видать, пересмотрев фильмов, крикнула, – «Смирно!»

– Отставить! – жёстко бросила Жанна Ибрагимова, – команда не совсем верная, когда командир появится ваш, кричите тогда! – и, сменив жестокое выражение лица на добродушное, добавила, – ему понравится. Инна… ой, товарищ старшина… вы правильно построили их, по ранжиру, но, думаю, пока форму всем я не выдала, пусть «зелёные» с края правого стоят. – «арестантки» сразу обратили внимание: прапорщик нестандартно выстраивает предложения, как‑то «не так» чередует слова, непривычно для слуха.

– Тоже так думаю. – Согласилась Белкова, – где наш командир?

– У начальника штаба, придёт скоро. Поели они?

– Да.

– Ладно, вольно! – отдала команду прапорщик, – не расходитесь, мы с товарищем старшиной по делам ненадолго отлучимся, нас ждите молча или командира роты. Пошли в каптёрку старшина ко мне, кое‑что прояснить надо. Да не сбегут никуда они, всё заперто.

– Если кто нарушит устав или поднимете шум, пеняйте на себя! – Снова закричала Белкова.

Когда командирши вышли, курсантки расслабились, зароптали:

– Девчонки, давайте хоть познакомимся! – предложила одна из недавно прибывших, – мы‑то многие вместе чалились, а вас впервые видим.

– Я Анюту знаю! – выкрикнул кто‑то, указав на «вольную», ту, что пониже.

– И я!

– Привет, каторжанки, – расплылась Анна в улыбке, – кто бы мог подумать, где мы встретимся!

– А ты, кто? – обратились с вопросом ко второй «вольной», что повыше ростом.

– Полина! Я никого не знаю, отбывала наказание в Беларуси.

– Да сдружимся! Ты тоже с воли сюда?

– Конечно. – Пожала плечами Полина.

– Вот вы дурочки, девки‑и‑и! С воли на каторгу. Нас бы кто выпустил, искали бы потом здесь! Просто на «взрослую» заезжать не хочется, решили сюда, вы же чего?! Воля‑я‑я же вокруг вас была.

– Это так кажется, – отозвалась Аня, – когда ты за колючкой, думается тебе, что там, за забором, всё просто, а выйдешь и‑и‑и… депресняк на свободе тоже, короче.

– Ладно, расскажите хоть, что за место? Кто главный?

– Сами не знаем толком, – с важным видом сказала Полина, – говорят, вроде он из солдат, не кумовой, говорят, воевал! Мы его ещё не видели.

– Его?! – дуэтом подхватило несколько женских голосов, – у нас ротный воспитатель – мужик?!

И посыпались с разных сторон вопросы: «Не сильно старый? Красивый? Накачанный или пузан? Злой или терпимо? А женатый?»

– Не знаем! – запищала Анна, – сказали же! Мы с Полей немногим больше вашего в курсе.

– Хоть бы не тот мелкий мужик с плаца, что по ротам нас определял?

– Иди ты!

И спально‑строевое помещение наполнилось хохотом.

– Если не сильно старый, давайте его охмурим? – последовало «гениальное» решение.

Полина отрицательно покачала головой:

– Уверена, если нам назначили ротным мужика, а судя по слухам, повезло так только нам: у остальных ротные воспитатели – бабы, то мужик такой, что соблазнить или надурить его не получится.

– Ой, – отмахнулась самая дерзкая девушка, как раз та, которую первой зачисли на плацу в роту Старохватова: Елагина Даша, – если он не из кумовых, а вояка, то обдурим, ещё как! С бабами нашими, командиршами, куда сложнее выйдет.

– Смирно! – раздался мужской голос в помещении, напугав всех девушек, без исключения, однако команду они выполнили быстро.

Вошедший капитан дождался, пока курсантки построятся, затем поочерёдно провёл по ним взглядом, без какой‑либо мимики или прочего выражения эмоций, помолчал пять секунд, и, развернувшись, ушёл прочь.

Это такой психологический ход Богдана: подогревал интерес у подопечных к своей персоне. Офицер пробыл на виду у «арестанток» меньше минуты, но его намётанному глазу хватило времени, чтобы сделать необходимые выводы. В глазах курсанток он уловил необходимое ему любопытство, а две особы из десяти, смотрели на него чересчур заинтриговано – этот огонёк в девичьих глазах он не спутает ни с каким другим! Оно, вероятно, на руку, главное здесь – не заиграться. В целом, у Старохватова остались ровные впечатления о подчинённых: он себе их так и представлял (плюс‑минус), хоть Богдан не верит в исправление «оступившихся», хоть и ждал прибытия хитрых и «прожжённых» девиц, всё же подсознательно понимал – перед ним окажутся не матёрые зэки в наколках, что вечно крутят чётки и играют желваками, а простые на внешность люди, которые виделись ему совсем школьницами. Знал капитан по своим снайпершам и другое – за миловидностью, застенчивостью и робкой улыбкой, лучше всего маскировать самые злостные намерения, а под внешностью ангела зачастую скрывается жестокость хладнокровного ликвидатора, что не остановится ни перед кем или чем. – «В тихом омуте, черти водятся!» – сотый раз повторял ротный в мыслях.

Курсантки тоже сделали выводы относительно командира, они поняли – это их ротный воспитатель. Высокий капитан (185 см), широкоплечий, спортивного вида, с решительной походкой и офицерской выправкой, темноволосый, с карими глазами, слегка вытянутым лицом и чуть «вмятым» (от перелома) носом, оставил положительное впечатление. – «Вроде нестарый! Слегка за тридцать! – думали женщины, – всё лучше, чем тот крохотный мужик с плаца. Интересно, какой у него характер? Постоял, помолчал и ушёл. Наверное, суровый человек!» – в общем, нужного психологического эффекта Старохватов достиг.