Растяпа. Три напрасных года

Другого, по фамилии Моторин, на гражданку жениться отправили по залёту. Беременная девушка папе, тот военкому – в Анапу депеша. Командир навстречу – всегда за советскую семью! Отрядили домой голубчика, мичман в сопровождающих. Без дороги десять дней на всё прочее – сочетание, свадьба и медовая неделя. Вернулся, злой, как чёрт. Оно и понятно – от молодой, любимой жены на узкую курсантскую кровать. В курилке, что на улице перед казармой, друзьям рассказывает:

– …. она обиделась, отвернулась. Я говорю: чё пердильник отклячила – воняешь, лежишь. Она поворачивается. Говорю, спереди ты не лучше пахнешь. Плачет, сука!

Парни другого рассказа ждали, про интим, должно быть – хохотнули сдержанно. Перерыв закончился, потянулись в учебный корпус.

Я в наряде был дневальным по роте. В курилке подметать – обязанность свободной смены. Томился с метлой в стороне, ожидая конца перерыва – этот трёп по ушам пришёлся.

Все вышли. Моторин задержался, увидел меня, входящего, и стрельнул «бычком». В меня, между прочим, целил. Для окурков в центре курилки обрез стальной бочки вкопан. Я ногу на баночку (лавочку), преграждая путь:

– Вернулся и поднял.

Он ударил меня коротко без замаха – в дыхалку метил, но попал в черенок метлы. Её конец и сунул ему в нос. Моторин спиной вперёд побежал, с лица из‑под ладони закапала кровь. Я за ним. Знал, что сейчас произойдёт – нутром чувствовал, все поджилки мои вибрировали от возбуждения. Сейчас на метлу обопрусь и двину ногой в грудину – сядет он у меня, голубчик, точно в обрез с водой, харчками и «бычками»….

За спиной, как выстрел из пистолета:

– Товарищи курсанты!

Я крутанулся через правое плечо, метлу как карабин к ноге.

– Виноват, товарищ капитан третьего ранга.

Наш взводный Яковлев.

– С вами что?

Рядом с моим пристроил плечо Моторин:

– Расцарапал, товарищ капитан третьего ранга. В носу ковырял….

– Ага, в носу, – взводный у нас нормальный. – Ну, иди.

Ну, что сказать – молодец Моторин хоть в чём‑то: не стал стучать.

Молодец‑то молодец, но на следующее утро в умывалке, только лицо намылил, мне – бац! – кто‑то по затылку, я губу разбил о кран водоразборный. Пену смахнул, головой верчу – полроты мимо шмыгает, все торопятся процедуры известные принять. У нас как – пока одни, стоя в проходе, заправляют кровати верхнего яруса, владельцы нижних – в умывалке, и все бегом, всё на ходу. А мне стало доставаться каждое утро.

Постовальчик бы решил мою проблему, но после перестановки с Чуркиным разъехались и наши кровати – нижние заправляют, верхние умываются.

Говорю Терёшкину:

– Проследи, Серёга, кто мой кумпол тревожит.

На следующее утро только мыльными ладонями по лицу провёл, мне кулак в голову прилетел – кожа на щеке лопнула, поцеловавшись с краном. Ах, туды твою!

Глаза промыл, смотрю – Терёшкин рядом фыркает.

– Серый, ну, что ж ты – поставили смотреть, а ты подслушиваешь.

Крутит круглой своей бестолковкой:

– А я что, я ничего. А ты чего?

А у меня кровь по щеке, под глазом синева разливается.

Постовал:

– Терпеть больше нельзя – надо что‑то делать.

Вечером в личное время пошли с ним во второй кубрик и прямо к Моторину:

– Твоя работа? Открыто посыкиваешь побазарить?

Нас окружили ребята:

– В чём дело?

Обсудили все нюансы, дали добро на поединок. В курилке – есть и такая в роте, под крышей, приличная, в смысле размеров, по углам урны – закрылись четверо: мы с недругом, конечно, Постовал и Игорь Иванов, командир отделения Моторина. Остальные слонялись по коридору, страхуя на случай чего.

У Моторина вид сельского пройдохи – хитрые глазки и круглое мясистое лицо, напоминающее сортирного червя. Драться он не умеет, но силенкою не обижен – такие в потасовку лезут по пьянке или от великой злости. Мне надо его разозлить, на это расчёт – кинется очертя голову, и я уложу его хорошим ударом: чего тут с ним прыгать, изображая Мохаммеда Али.

– Что, опарыш, звенят коленки?

Он стоял, набычившись, опустив руки, сжав кулаки. Лицо его наливалось краской. Я переступал с ноги на ногу, поводил плечами. На это тоже был расчёт. Пусть мельтешат в его глазах – он рванёт, я подставлю плечо и резко уберу. Он и уйдёт в пустоту, а потом встретиться с моим кулаком.

Что‑то медленно мой противник злостью наливается.

– О‑па! – я сделал выпад и назад. – Не дрейфь, моряк ребёнка не обидит.

Стоит, сволочь, желваками играет.

– Опарыш, ты зачем женился? Ты же педик – тебя самого надо….

Он сорвался с места, промахнулся по моему плечу и напоролся подбородком на встречное движение кулака. Высоко взбрыкнул ногами – как фигуристка коньками. Грохнулся спиной на кафельный пол. Затылком попытался разбить мозаичную плитку – не смог.

– Всё, – сказал я.

– Нормалёк, – оценил Постовал.

– Закончили, – подтвердил Иванов. Он был лучшим гимнастом роты, и всё поглядывал на Постовала, который на первенстве отряда получил кандидата в мастера по гиревому спорту. Поглядывал и прикидывал: не придётся ли драться ещё и секундантам.

– Нет, не всё, – прохрипел за моей спиной Моторин.

Он уже поднялся на четвереньки и мотал головой, пытаясь остановить вращение Земли. Опираясь на подошедшего Иванова, встал на ноги и оттолкнул его.

– Я готов, – сказал Моторин, мотая головой.

– Похвально, – я обошел его по кривой.

– Парни, кончайте, – подал голос Игорь Иванов.

– Заткнись, – посоветовал Постовал.