Rewind without erase
– Папа? – еле слышно прошептал Лин.
Линда никогда не рассказывала сыну про те полубылинные дни, когда в транскоде безумствовали террористы, а Крис едва не умер, думая, что убил в поединке своего лучшего друга. Об этом Лину по секрету рассказала Машка, но только сегодня, кажется, юному кодеру открылась вся глубина тех далёких событий. Гляди: цитадель твоего проекта рушится, как карточный домик, сбитый прохожим хулиганом, от боли и стыда перед соратниками невозможно дышать, а тот, кому ты протянул руку и открыл всего себя, бьёт по твоим самым уязвимым точкам, прекрасно понимая, насколько ты стал от него зависим. И ты с горькой улыбкой принимаешь эти удары, падая в пропасть неровного пульса, а там добиваешь себя контрольным: «Чего ещё ты хотел в обмен на своё доверие?»
В висках с новой силой загремели слова, которыми, боги Сети, Лин не пользовался уже несколько лет. «Не имей друзей там, где живешь. Не имей друзей там, где работаешь. И не имей…» Окончание принципа жизни давно погибшего дяди Саши, охотника за первой и последней мечтой, потонуло в белых искрах, заменивших парню сейчас любую дверь на выход, которую Лин даже не потрудился выдумать. Вот оно как, дядя Саша. И лучше, ей‑богу, не вспоминать окончание твоих слов.
Лин зарычал. Сначала тихо, а потом всё яростней и громче, и синие птицы почтового сервера взвились в небо от его нечеловеческого крика.
Ну. Уж. Нет.
Я справлюсь сам. Всегда был одиночкой, им и останусь.
Едва механические руки перестали терзать Алию, а искусственные кишки втянулись в недра медбота, доктор покинул тесную камеру физиостаза и с невероятным облегчением сорвал с лица маску.
– Кира… Э‑э… Андреевна, помнится? Скажите, а можно я буду э‑э… наблюдать, так скажем, ваш случай, поскольку в последнее время эта проблема… так сказать… э‑э… становится актуальной в научных кругах…
– Doctors and thieves, they both wear masks[1], – пропела в пространство Кира, а потом огрела врача коротким, – профессорские нашивки нужны, да?
Одним норнам известно, чем бы закончился этот диалог, если бы за толстым звуконепроницаемым стеклом вдруг не вскинулась белая птица. Глаза Алии были по‑прежнему закрыты, только под ресницами обозначилась едва заметная полоска белков, а рот искривился в беззвучном крике.
– Какого… – опешил доктор. – Быстро ЭКГ и в резерв капельницу с…
– Пустите. Меня. К ней, – в какофонии железного лязга и топота трёх пар ботинок голос Киры прозвучал как труба архангела. – Живо.
«Беда одна не ходит». С детства Лин ненавидел эту поговорку, быть может, потому, что ему нечего было выставить против этой горькой истины. Чуткий слух хакера уловил нарастающие отголоски катастрофы во внешнем мире. Лин разорвал соединение и вскочил на ноги, продравшись сквозь белый шум в ушах и звёздочки перед глазами. Тяжело дыша, он влетел в палату.
Алия плакала и металась на кровати, словно стремясь прорваться сквозь семь покрывал танца Саломеи в эту трижды клятую реальность, которую в режиме реального времени переписывал какой‑то кодер‑самоучка, но сны не отпускали её, не дозволяли распорядиться собой даже сейчас, в критический момент её жизни.
– Фиксатор! Быстро! – прозвучало где‑то на периферии, и мелко дрожащие ноги Алии оказались плотно прижатыми к кровати.
– Стойте, чтоб вас! – прошипела Кира, обнимая Алию за хрупкие плечи. – Ну же, всё хорошо, мы рядом, мы тебя очень любим, успокойся, прошу…
Алия невнятно застонала и вдруг выгнулась всем телом, ударив локтём Киру по лицу. Девушка отлетела в угол камеры, прижав ладони к разбитому в кровь носу.
– Да что же ты… – Лин кинулся следом, в общий бедлам, так и не решив до конца, с какой целью – то ли вытащить Киру, то ли удержать её разбушевавшуюся сестричку, но, едва он оказался в боксе, Алия вдруг глубоко вдохнула, пару раз шмыгнула носом, не то глотая слёзы, не то принюхиваясь к чему‑то, и с новой силой заметалась по кровати.
Сознание у Лина свернулось, как белый карлик, готовый взорваться сверхновой звездой, и в поле зрения осталась только безудержная паника в глазах Киры да тонкие ноздри Алии, трепещущие от невыносимого напряжения. По метроному собственного сердца хакер мог сейчас сыграть соло в стиле «тяжелый металл». Слишком много предательства, крови и боли на одного парня с душой волчонка, не кажется ли тебе, Господи? Но знаю я, знаю, что должен выдать на этом нагрузочном тестировании свет, только свет и ничего кроме света. Иначе крышка и мне, и всем, кто подошёл слишком близко…
Поддавшись странному, нелогичному и оттого единственно верному порыву, Лин осторожно протянул руку и погладил девушку по стриженой голове. Тонкие прохладные пальцы хакера словно наэлектризовались от пушистого велюра, и с их кончиков сорвался еле заметный разряд, заменивший девушке дозу успокоительного. Судорожно вдохнув, Алия замерла среди сбитых простыней.
– Вам, пожалуй… э‑э… стоит приходить как можно чаще, – откашлявшись, резюмировал изрядно потрёпанный в битве доктор. – И внести в договор с «Нейромедом» дополнительные расходы за круглосуточное наблюдение.
***
Пролистав отчёт, господин Измиров машинально отметил в нём несколько названий зарубежных стартапов, которые трудились сейчас на ниве ольфакторной визуализации. Это всё, конечно, хорошо, прекрасная маркиза, но нам бы чего‑нибудь своего, родного, с которым можно провернуть дела по‑тихому, за цену в три раза меньшую, чем заламывают эти заморские умельцы. М‑м, вот, например… Холдинг «Медиаком», один из проектов – «Olfans», название с претензией на иностранщину, как и девяносто процентов отечественной продукции. Завтра у них, оказывается, презентация. Надо отправить туда своего человека, пусть разнюхает, простите за каламбур, что это за птица…
«Птица» в этот момент лихорадочно переписывала код под единственный доступный ему аромат, который чудом остался в его распоряжении. «Яблоневый сад», который настолько шёл Кире, что Лину казалось, будто в тонкой фиолке заключена суть её души.
– Мне больше некому довериться, Кира, – прошептал хакер, едва они вернулись из клиники домой. – Если завтра я не покажу хотя бы жалкой капли того, что мы сделали и что разнёс этот чокнутый Алистер, проекту конец.
Вместо ответа Кира достала из сумки заветную фиолку и поставила на стол перед цифровой фоторамкой, которая зашла уже на сотый круг показа их свадебных фотографий.
[1] Type O Negative – Life is killing me
