Рокот
– Поговорим, приятель? – донесся из‑под простыни голос. Въедливый и хрипящий, словно там скрывался старик. Двухсотлетний старик.
Стас еще пытался отыскать в происходящем логику, здравый смысл, объяснение и убедить себя, что все увиденное и услышанное – чей‑то жестокий розыгрыш. Да, возможно, когда он сдернет покров с неизвестного, им окажется знакомый придурок, возомнивший себя гением черного юмора.
– Ты вышел на новый уровень, приятель, – прохрипело снова. – Можно сказать, сегодня ты потерял эзотерическую девственность. Твои слуховые фантомы стали громче. Теперь ты не только слышишь, но и видишь нас. Хочешь узнать, как это называется? Это называется Гу‑ лом смерти. Те, кто обречен на вечное молчание, обретают го‑о‑олос и пло‑оть.
Ткань на голове неизвестного колыхнулась.
Нет, так долго притворяться и не умереть со смеху не смог бы даже самый искусный актер.
Внутренне сжавшись в пружину, Стас ждал того, что этот кто‑то наконец засмеется и скинет с себя простыню. Или сейчас, прямо сейчас, стоит лишь поднять руку, подойти, сдернуть покров – и Стас сам узнает, что за говнюк чуть не довел его до обморока.
– Ты устал от голосов, мы знаем, о‑о, уж мы‑то знаем, как ты устал, приятель, – продолжало нечто. – С самого детства, бедный мальчик, ты слышишь нас… слышишь, как нам хорошо здесь, в нашем аду, в нашей Башне. Я хочу поздравить тебя, приятель. Отныне ты имеешь в него доступ… доступ в наш ад… теперь наш ад проник в твою маленькую грязную жизнь… маленькую… маленькую… грязную жизнь… Как тебе это, приятель? Нравится? Добро пожаловать в наш ад! Теперь это наш общий а‑ад! Наша общая Башня!
Простыня порвалась.
Высунулась желтовато‑серая рука, покрытая голубыми матовыми жилами, и принялась слепо шарить по воздуху. Подгнившие тонкие пальцы в бурых пятнах механически задергались, будто играли на невидимом пианино.
Опять прозвучал скрежещущий голос:
– Отныне и навсегда мы все повязаны с тобой Гулом смерти. – Голос стал угрожающе громким. – Посмотри, как нам хорошо! Отныне мы будем приходить к тебе каждый вечер, приятель… каждый вечер. Жди нас в новом обличье, каждый вечер в новом обличье, ведь мертвые никогда не повторяются. Мы устроим тебе такой аттракцион, что ты не вытянешь и недели. Ну так что? Хочешь от нас избавиться?
Если бы Стасу было лет десять, увидев такое, он бы точно обмочил штаны, да и сейчас, в двадцать, он почувствовал, как низ живота охватило морозом, а в кишках сама собой образовалась неподъемная тяжесть. Он еще надеялся на что‑то: проснуться, исчезнуть, вернуться в реальность. Все это должно было прекратиться… вот‑вот… уже сейчас.
«Нет, настолько натурально сыграть невозможно, да и грим на коже руки выглядит как компьютерная графика. – Мозг Стаса искал крохи логики в том, что видел. И принимал решения во имя собственного спасения. – И даже если здесь установлена камера, а под простыней скрывается оскароносный актер, я все равно не дам этому говнюку до себя добраться».
Он молчал и почти не дышал, боясь, что если подаст голос, то мертвая рука дотянется до него.
Существо под простыней внезапно пришло в движение и дергающейся походкой, словно терзаемое судорогами, пошло в сторону Стаса. Голова под тканью резко поворачивалась то в одну, то в другую сторону, принюхиваясь и идя на запах чужого страха. Существо ступало неестественно, повинуясь каким‑то своим рефлекторным импульсам, натыкалось на стены и выставленной вперед рукой обшаривало занавески кабинок.
Слепая тварь приближалась, а Стас все сильнее вжимался в зеркало.
В горле застрял крик. Тело, мысли, вещи, воздух – все исчезло, поглощенное воронкой страха. Он онемел от обрушившегося на него осознания неотвратимой встречи со смертью и таким ужасом, о существовании которого до сегодняшнего дня даже не догадывался.
– Где бы ты ни спрятался, мы найдем тебя, – шептал неизвестный, продолжая шарить рукой по воздуху. – Ты нам чужой, приятель… Нам не нужны такие, как ты. Ты только испортишь нам праздник, ты омрачишь наш прекрасный ад. Поэтому мы хотим сделать тебе предложение. Ты найдешь для нас кое‑кого, а мы освободим тебя от Гула смерти, ведь сам ты от нас не избавишься. Как тебе, приятель? Мы знаем, о‑о, уж мы‑то знаем, как ты устал от наших голосов. А теперь… теперь… посмотри в свой карман, прия‑а‑а‑атель… посмотри в свой карман.
Стас облизал сухие губы, сглотнул и… даже не успел отпрянуть. Существо молниеносно подскочило к нему, впилось пальцами в его правое плечо и уставилось сквозь простыню, склонив голову набок и часто, по‑звериному, дыша.
Стас не заметил боли. В нем остался только ужас.
Из‑под простыни раздалось рычание:
– Посмотри! Посмотри в свой карман, приятель! Посмотри в свой кар‑р‑ма‑ан!
Желто‑сизая рука взметнулась и сдернула простыню с головы.
Дрожащие колени Стаса подогнулись, но он устоял.
На него, улыбаясь, смотрела Ольга Щетинина, официантка из кафе «Кино‑Острова». Не сводя со Стаса глаз, девушка деловитым и привычным движением опустила руку в фартук, вынула короткий нож и без каких‑либо эмоций перерезала себе горло.
В лицо обезумевшего от ужаса Стаса брызнула горячая кровь, свет в примерочной моргнул, экран над зеркалом щелкнул.
Не понимая, что делает, Стас машинально повернул голову на звук.
Часы показывали 00:01.
Перед глазами поплыли розовые кляксы, превратились в адскую круговерть из мертвых лиц.
Что случилось после, Стас помнил плохо.
Из‑за приступа боли, охватившей правое плечо, шею и голову, он зажмурился и, кажется, застонал, завыл. Завыл, как адский пес. Послышался треск стекла, звон упавших к ногам осколков, и Стаса выбросило из магазина гигантским невидимым взрывом.
…В следующее мгновение он уже упирался плечом в стену, смотрел на экран смартфона и выбирал детские конструкторы в интернет‑магазине «Умка».
Он снова стоял у кинозала «Д», в сухой одежде, причесанный и аккуратный. Только сердце стучало у горла, стучало так, что, казалось, его грохот слышал весь торговый центр, наполненный шумом и людьми.
Стас поднял глаза, посмотрел на бар. На табло светилось: 23:01».
«Вот это я задремал… всего‑то минута прошла… – Мозг нашел пережитому кошмару быстрое и легкое объяснение. – Больше никаких вечерних сеансов. Даже в субботу».
Стас нервно и с облегчением усмехнулся. Боль в предплечье еще не отпустила, и этот факт тоже можно было объяснить: плечо занемело, пока Стас стоял, опершись на стену. Да ведь все очевидно. Очевидно.
Но тут его нога уткнулась во что‑то твердое.
Стас застыл – он не хотел смотреть туда. Не хотел. Нутром чуял: после этого все изменится, и его без того шаткий мир полетит к чертям.
Взгляд упал вниз.
У ног лежала миниатюрная «Электроника».
