Рокот
Стас опять подавлял ее.
– Раз, два, три, – донесся тягучий шепот из коридора. – Угадай – или умри‑и‑и.
Марьяна сжала кулаки.
И кивнула, соглашаясь подчиниться. В этот момент она ненавидела Платова еще сильнее. Он пугал ее уверенностью и внезапно вспыхнувшим волчьим азартом. Он просил ее пойти на смертельный риск, он снова заставлял ее делать то, чего она не хотела и даже не до конца понимала.
Стас встал перед дверью и громко произнес:
– Начали. Раз!
Марьяна сжала дрожащие пальцы в кулак и ударила костяшками по двери. Послышался скрип – кто‑то принялся скрести ногтем с той стороны.
– Е‑о‑о‑ож‑ж‑ж‑ш‑ш… – прошипело из коридора.
Услышав это слово, Стас разом побледнел.
– Еж, трусливый еж… – Шипенье нарастало. – Иди к нам, мы ждем тебя, все мы хотим, чтобы ты перестал бояться… ты ведь напуган? Напуган? Мы знаем, о‑о, мы знаем, как ты боишься. Мерзкий трус и убийца… убийца и тру‑у‑ус… я чувствую, как трясутся твои поджилки… но мы прощаем тебя… выходи, Еж…
Стас заставил себя ответить:
– Не угадал. Два.
Марьяна ударила в дверь, после чего наступила тишина, скрежет стих.
Она посмотрела на Стаса. Его лицо покрывала испарина, шея напряглась, на висках бились голубые вены.
– Еж, мы знаем, что это ты! – крикнул кто‑то. Крикнул истерично, надрывно, словно еле сдерживаясь, чтобы не выломать дверь. – Ты ведь один, мы знаем! Ты один, и тебе страшно… страшно… стра‑а‑ашно… – Оно завыло, и в узкую щель у пола полезли тонкие черные пальцы. – Стра‑а‑ашно, стра‑а‑ашно… маленький испуганный Еж… маленький… маленький… Еж‑ж‑ш‑ш‑ш… А мы здесь ничего не боимся, присоединяйся к нам, маленький Еж, мы примем тебя. – Оно закричало: – Примем тебя в свои объятия! Выходи к нам! Выходи, мелкий сукин сын! Ты все равно никого не спасешь, ничтожный трус!
Пальцы застучали, заскребли о пол. Дверь заскрипела. Это случилось так неожиданно, что Марьяна отскочила, но Стас остался на месте. Не отошел даже после того, как его ступню черкнул подгнивший ноготь.
– Не угадал, – произнес Платов. – Три.
Марьяна заставила себя приблизиться к двери и стукнула по ней еще раз.
Черные пальцы юркнули обратно, и кто‑то начал до хруста долбить в дверь. Вот теперь Стас попятился, как и Марьяна. Они отошли к середине комнаты и, стоя плечом к плечу, смотрели на дребезжащую под ударами поверхность двери.
– Стас, открой! – потребовал басовитый мужской голос. На «й» он словно щелкнул и переключился, и следом послышался уже женский, мелодичный: – Стасик, милый. Мы знаем, это ты… ты должен нам открыть… мы поможем тебе найти то, что ты ищешь. Только открой нам. Открой! Я возмущена твоим поведением! Ты снова взялся за старое? Так нельзя! Ты огорчаешь меня! Зачем только я с тобой связалась? Надо было оставить тебя там! Там! Ты мне не нужен! Убирайся! Выкормыш!
Марьяна услышала, как хрустнули костяшки в кулаках Стаса.
– Ты проиграл и умер, – сказал он. – Проиграл и умер, – повторил еще раз, словно хотел убедить в этом в первую очередь себя, и добавил сквозь зубы: – Потому что я не один тебя слышу. Ты ошибся, ублюдок.
Из‑под двери послышался короткий прерывистый смех, детский, тонкоголосый. Раздались шаги, сначала в коридоре, потом в прихожей. Звук удалялся: неизвестный покидал квартиру.
После того как хлопнула входная дверь, все стихло.
Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Марьяна дотронулась до лба, стирая жгучий пот пальцами.
– Кажется, ушел, – прошептал Стас.
Он успел лишь нервно ей улыбнуться, после чего захрипел и без чувств повалился на пол, с грохотом опрокинув за собой стул.
– Стас? – Марьяна перепугалась. – Стас!
Тут она сама ощутила сильный приступ удушья, обхватила горло руками, вдохнула горячий воздух комнаты и потеряла сознание.
* * *
В чувство ее привела боль, пронзившая левую ногу.
С резким вдохом Марьяна села на полу и несколько секунд моргала, уставившись перед собой и наблюдая, как крутится комната.
Связанный скотчем по рукам и ногам, в метре от Марьяны лежал Платов. Он не двигался, его голова была запрокинута, глаза оставались закрытыми.
Марьяна разжала липкие пальцы, осмотрела руки: ладони были красными, словно их опускали в ведро с густой гуашью. Рукава кофты и левая штанина джинсов пропитались кровью.
Она поднялась на ноги. Еще раз бросила взгляд на неподвижного Стаса и трясущимися пальцами сняла с себя кофту, затем – джинсы. Бросила одежду на пол. Оставшись в измазанном кровью нижнем белье, она прошла к шкафу‑купе с зеркалом и повернулась к нему левым боком.
Собственное отражение заставило ее замереть от ужаса.
По ягодице и вниз, по задней части бедра до самого сгиба под коленом, тянулись четыре полосы, оставленные ногтями. Из ран все еще сочилась кровь, собиралась в кривые бордовые ручейки, и те текли вниз, по голени, заливая ступню.
Боже, теперь на ней останутся эти жуткие, как от шрапнели, рубцы.
Марьяна часто заморгала, сгоняя слезы, но они все равно застилали глаза. Она прижала трясущуюся ладонь ко рту и тут же ощутила на губах вкус собственной крови.
С пола послышался сдавленный кашель, Платов прохрипел:
– Марьяна…
Тон его голоса показался ей слишком тревожным.
Марьяна не ответила. Она как завороженная смотрела на свое изуродованное тело.
– Марьяна, – снова позвал Стас, задергавшись, связанный и беспомощный. – Черт, Мари, где ты?
Она взглянула на него через зеркало. Платов кое‑как перекатился на бок.
– Господи, Мари… – выдохнул он, увидев девушку.
Марьяна молчала.
– Нужно что‑то сделать. Развяжи меня, развяжи. Вон там… в верхнем ящике, есть ножницы.
