Секретный агент по морскому делу
– Да я что, ваше благородие, не мог я Сашку, тезку своего, убить! Не понимаю, как так получилось, мы ведь вместе жилье снимали. Сашка хороший парень, но довольно скрытный, часто пропадал куда‑то, так что особой дружбы мы не водили, хотя отношения сложились добрые. Ну а тут, у него именины, он сказал, что денег получил прилично, пригласил кутнуть слегка. Я, конечно, согласился. Ну вот и кутнули. Как на улицу вышли, так и отрезало. Ничего не помню. Ничегошеньки! – горько, с мольбой выплеснул Касатонов и обхватил голову руками.
– Спокойно, Касатонов, наберись мужества! – повышенным тоном произнес Симолин.
– Да уж, Александр Петрович, давайте спокойно и по порядку. Как пришли в заведение помните, в котором часу?
– Это помню. В шесть темнеет и фонари зажигают, так что пришли около семи.
– Хорошо, продолжайте.
– Ну вот, я и говорю, пришли, чин чинарем, заказали всякого, выпивали за здоровье именинника. Потом стали в брэг[1] играть, я‑то не понимаю ничего толком, а он, то есть Квашнин, дока первостатейный. Он мне как‑то правила рассказал. Ну я играл как мог.
– Кто еще был за столом, я имею в виду партнеров по игре?
– А, ну сидели там. Лубянов, он с нами же приехал на учебу. Вернее, не то чтобы на учебу, а что‑то вроде дядьки, за нами присматривать. Мы с ним, то есть с Лубяновым, проигрались быстро и пошли выпить. Он угощал. Потом подошел Квашнин и сказал, что надо идти. Мы вышли, темно, и все, дальше не помню. Да, вот еще что. Англичанин с нами играл, я его знаю. Он на верфи кузнечными делами заведует, фамилия у него Блэксмит, подходящая к его ремеслу. Он проигрался вдрызг и отдал Сашке башмаки свои, а они в аккурат подошли. У Сашки‑то сапоги стоптанные были совсем, даром что каши не просили.
– Так в момент убийства на Квашнине были чужие туфли?
– Выходит, так, Блэксмит его обувку натянул, не босым же ходить.
– А что, туфли эти были какие‑то особенные, очень дорогие? Пряжка, например, золотая или с каменьями?
– Да нет, хотя башмаки что надо, Блэксмит долго крутил ими, нахваливал, новые, мол, первый раз надел, может, соврал, а может, и нет. Башмаки и впрямь выглядели богато, еще сказал, что у него все равно больше и нет ничего.
– Опишите туфли.
– Тупоносые, на каблуке, темно коричневые, почти черные, пряжки довольно массивные из какого‑то белого металла, может серебряные, точно не могу сказать. Да, Блэксмит, он еще фамилию называл.
– Чью фамилию?
– Да мастера, сапожника. Хвастался. Как же его? – тщился вспомнить Касатонов.
– Самый дорогой мастер в Лондоне это Ламб, – вставил Симолин.
– Точно, Ламб.
– Как же вы оказались за четыре квартала от кабака? – напирал Плещеев.
– Да хоть убейте, провал какой‑то. Никогда такого со мной не случалось, – сокрушенно говорил Касатонов.
– Да уж, братец, память у тебя прямо старческая, – в сердцах сказал Симолин.
– Никакая не старческая, я корабль по памяти нарисовать могу.
– Выходит, ты просто до провалов в памяти допился? – спросил Симолин.
– Никак нет, ваше высокоблагородие, я всегда меру знаю, много не употребляю, голова потом болит, ничем не унять.
– А чем тебя Лубянов угощал?
– Пивом, темным таким, на наш квас похоже, только хмельное оно сильно. Так вроде не чувствуешь, а по ногам шибает.
– Видать, не только по ногам, – буркнул Симолин.
Дальше допрос продолжил Плещеев.
– А вы все время сидели с Лубяновым или отходили куда?
– Да нет, до ветру только. Вернулся, глядь, а уже новая пинта пенится.
– А Лубянов, он всегда щедрый такой?
– Ну да, щедрый, скажете тоже, у него положенных‑то денег едва допросишься. Квашнин не раз жаловался, даже рапорт хотел на него писать. Но за два дня до того вечера я долги аж за три месяца получил, Квашнин, наверное, тоже, а то откуда деньги бы взялись на попойку.
– Если Лубянов прижимистый такой, то с чего же он вдруг расщедрился?
– Не знаю, может от выпивки душа взыграла.
– Скажите, а вы шпагу всегда с собой носите?
– Нет, не люблю я этого, не привычен, что я, дворянин какой, мешается только, да и фехтованию не обучен.
– А если заварушка какая‑нибудь?
– Нож за голенищем куда надежней, и кулаки будь здоров, они у меня похлеще любой шпаги будут.
– То есть обычно вы шпагу не носили?
– Так и есть.
– А откуда у вас вообще взялась шпага, да еще гвардейская?
– Как откуда? Нам всем выдали перед отъездом, а уж какая она там, я не ведаю, не разбираюсь.
– Вы понимаете, сколько стоит такой клинок? С чего вдруг вам выдали такую шпагу?
– Да не знаю я! – с надрывом ответил Касатонов.
– Значит, вы утверждаете, что обычно шпагу не носили?
– Не носил.
– И где же она хранилась?
– Где хранилась? Так на дому и хранилась, я ее в шкафу повесил, и вся недолга.
– В ножнах?
– Ну да.
– Почему же вы ее взяли в этот вечер?
– Я знал, что Лубянов будет, а он всегда говорил, чтобы мы при шпагах ходили. Мол, русский офицер не хуже их джентльменов быть должен, а они завсегда при шпаге. Негоже, мол, русскому офицеру безоружным являться. Вот я и надел, чтобы он не ругался.
– Вы же не офицер.
– А ему все одно.
– Это точно ваша шпага? – спросил Плещеев, показывая сломанный клинок.
– Вот горе‑то! – навзрыд вырвалось у Касатонова.
– Ваша или нет? – настаивал лейтенант.
– Моя, наверное. С ней я в тот день был, это точно, а до той поры и не вынимал ее толком.
– Вспомните, это очень важно, для вас, в том числе.
[1] Брэг – карточная игра.
