Секретный агент по морскому делу
Екатерина встала, как всегда, очень рано, сразу подошла к окну. Рассвет еще не наступил, но первые его блики уже играли на мелкой невской волне. Похоже, дождя не намечалось. Она улыбнулась, встречая новый день, столь важный для нее, и хорошая погода обещала, что день этот пройдет наилучшим образом. Обычно весь дворец в это время еще почивал. Екатерина обожала эти спокойные часы, когда никто не мог помешать столь любимым ею литературным занятиям. Проснувшись, она обычно никого не будила и даже могла сама запросто подкинуть полено в камин. Но не сегодня, дата 22 сентября стояла особняком в календаре императрицы, к этой дате Екатерина готовилась тщательно и потому прислуга ни свет, ни заря уже была ногах. 22 сентября! Полковой праздник измайловцев! Императрица всегда помнила, кому обязана восшествием на престол, помнила она и то, насколько переменчивы настроения в буйных и столь часто нетрезвых головах бравых гвардейцев. Екатерина прекрасно осознавала, что борьба за корону еще далеко не закончена и положение ее незыблемым назвать никак нельзя. Императрица перешла в соседнюю комнату, где десять минут уделила туалету, взбодрив лицо ледяным обтиранием, после чего посмотрелась в зеркало и осталась довольна. Беспристрастная амальгама отразила лицо тридцатитрехлетней полной сил женщины без каких‑либо признаков старения. Она позвонила в колокольчик. Скуластая камчадалка Екатерина Алексеева принесла гренки и кофе, что, собственно, и составляло весь завтрак. О крепости этого ароматного напитка при дворе ходили легенды, говорили, что некоторые, попробовав его, даже теряли сознание, а прислуга потом еще несколько раз заваривала кофейную гущу для себя. Закончив с кофе и бросив несколько гренок левреткам, она опять позвонила в колокольчик к одеванию. Закончив туалет, Екатерина еще раз посмотрелась в зеркало и вышла в приемную залу, где ее уже ожидали несколько придворных, застывших в почтительном поклоне. С немецкой педантичностью императрица стала проверять исполнение накануне отданных распоряжений касательно сегодняшнего дня. Первым придирчивому осмотру подверглось мундирное платье, красовавшееся на двух манекенах. Сначала глухое, с алым лифом и юбкой, отороченной золотым позументом, потом зеленое распашное с длинным рукавами и, наконец, черная треуголка с кокетливыми золотыми кисточками по краям.
Цвета лейб‑гвардии Измайловского полка удалось выдержать идеально, ее императорское величество позволили себе улыбнуться. Идея и вправду оказалась удачной, ибо не след российской императрице скакать, как в былое время, в мужском военном костюме, а показаться своей среди гвардейцев было совершенно необходимо. Поняв, что их императорское величество довольны, с облегчением улыбнулся и гардеробмейстер Василий Шкурин, безмолвно стоявший чуть поодаль.
Императрица Екатерина II в мундире подшефного гвардейского полка. Гравюра, 1770 г.
Далее государыня, словно ревизор, скрупулезно проверила количество ефимков, червонцев и серебряных рублей для поощрения офицеров и нижних чинов. Оружейник предъявил три наградные золотые шпаги, а ювелир – четыре табакерки, украшенные самоцветами и портретом императрицы, для особо отличившихся офицеров. Перечитала она и переписанный начисто собственный указ о присвоении очередных чинов, указала секретарю Кузьмину на небольшую помарку, однако переписывать не заставила. Напоследок, осведомившись, довольно ли вина и другого угощения, Екатерина решила, что все готово должным образом, и удалилась переодеваться.
Вскоре кортеж императрицы выдвинулся в сторону Измайловской слободы, той, что расположилась между Фонтанкой и дорогой на Царское село. Екатерина сидела в карете одна. Григорий Орлов вместе с кавалергардами сопровождал кортеж верхом. Она не любила на людях выказывать свои амуры, и еще более не любила терять время, а неспешное движение располагало к размышлению, а подумать государыне было над чем, из головы не выходил давешний разговор с графом Иваном Чернышевым. Разговор этот весьма неприятно обеспокоил государыню.
Руководитель комиссии по преобразованию флота и член адмиралтейств‑коллегии Иван Григорьевич Чернышев к своим тридцати девяти годам приобрел известность как опытный дипломат и деловой человек, промышленник. И хотя он как военный в свое время служил в Семеновском полку, судьба постоянно сталкивала его с флотом. Благодаря всем этим качествам, граф Чернышев неоднократно давал точные оценки как значению флота, так и его проблемам, что, с подачи императрицы, и послужило назначению его на нынешнюю должность. Вообще умение Екатерины правильно, как бы сейчас сказали, принимать кадровые решения было одним из главных ее талантов.
Чернышев явился с докладом в одиннадцать утра.
– Добрый день, ваше императорское величество.
– Добрый день, Иван Григорьевич. Почитала я записки ваши о состоянии флота нашего. Неужели и впрямь так все плохо? Я вот повелела два 66‑пушечных корабля заложить.
