Сезон охоты на людей
– Нет, сэр.
– Ну а я курю. – После секундного колебания он закурил «Мальборо» и подошел к двери. – Уэлч, зайди ко мне!
Уэлч влетел в кабинет:
– Слушаю, сэр.
– Уэлч, ты должен до четырех часов получить отпускные бумаги для капрала Фенна и привезти их сюда, чтобы я завизировал. На семьдесят два часа. Если нужно будет обратиться к людям из Хендерсон‑холла, то возьмешь мой автомобиль и шофера. И не стоять на перекрестках! Понятно?
– Э‑э, конечно, сэр, только это очень необычно, я не…
– Ты слышал, что я сказал, Уэлч, – прервал его капитан. – Так что не тяни время, действуй.
Он снова повернулся к Донни:
– Ладно, Фенн, я не могу помешать отправить тебя во Вьетнам, но, по крайней мере, в моих силах предоставить тебе немного свободного времени перед отъездом, если только мне удастся протолкнуть приказы, прежде чем ты попадешь в бумажную мясорубку Бонсона.
– Да, сэр.
– А теперь иди переоденься в гражданское. Будь готов смыться при первой возможности.
– Есть, сэр. Я… Спасибо вам, сэр.
– О, еще минуточку. А, вот и она.
В кабинет вошла женщина лет под тридцать, приятной наружности. Донни узнал ее: это была жена капитана, изображенная на фотографии, стоявшей на столе Догвуда.
– Я принесла, Морт, – сказала она, протягивая конверт, а затем повернулась к Донни. – Вы, наверное, очень глупый молодой человек. Или очень смелый.
– Я не знаю, мэм.
– Держи, Фенн. Здесь шестьсот долларов. Больше у нас дома не нашлось. На эти деньги ты сможешь на несколько дней куда‑нибудь уехать со своей подружкой.
– Сэр, я…
– Нет‑нет, сынок, бери и молчи. Повеселись немного. Вернешь, когда будет возможность. А когда попадешь в ’Нам, не поднимай задницу от земли. Эта поганая дыра не стоит жизни ни одного морского пехотинца. Ни единого. А теперь ступай. Ступай‑ступай, сынок. Удачи тебе.
Часть вторая
Снайперская команда «Сьерра‑браво‑4»
Республика Южный Вьетнам, Первый корпус, февраль – май 1972 года
Глава 9
Первый корпус морской пехоты непрерывно полоскался под проливным дождем. Стоял конец дождливого сезона, а дождливый сезон нигде не бывает дождливее, чем в республике Южный Вьетнам. Дананг, столица этой умирающей империи, был залит водой, но в сотне с небольшим километров от него, где было еще мокрее, стояла укрепленная полевая база, которую немногочисленные морские пехотинцы, еще остававшиеся в Дурной Земле, называли Додж‑сити в честь знаменитого пограничного форта на реке Арканзас: обветшавшие валы из мешков с песком, 105‑миллиметровые гаубицы, склады, ограждения из колючей проволоки и омерзительные дощатые нужники на четыре очка. Это было жалкое охвостье проигранной войны, и никто не хотел погибнуть зазря, прежде чем придет приказ о том, что эти печальные мальчики тоже могут вернуться домой.
Но морские пехотинцы еще оставались даже за пределами Додж‑сити, в индейской стране[1]. Двое из них прятались в рощице низкорослых деревьев подле вершины холма, обозначенного на картах только высотой в метрах: «Высота 519». Они, съежившись, сидели под дождем и смотрели, как капли собираются на широких полях их шляп, образуют лужицы и в конце концов проливаются ручейками, в то время как дождь выбивает барабанную дробь по плащам‑накидкам, которыми они укрывались сами и защищали свое снаряжение.
Один из них грезил о доме. Это был ланс‑капрал Донни Фенн, он уже дослуживал свой срок. В мае истекал его четырехлетний срок, и ему предстояло вернуться домой. Он совершенно точно знал свой ПСВОСР (предположительный срок возвращения по окончании службы за рубежом), как, впрочем, и любой человек, попавший во Вьетнам, начиная с тех, кто первым прибыл туда в 1965 году, и заканчивая теми, кто все еще торчал там. У Донни этот срок приходился на 7 мая 1972 года. У парня это была уже вторая ходка сюда, он был награжден «Пурпурным сердцем» и Бронзовой звездой, и, хотя больше не верил в войну, он верил, страстно, неистово верил, что вернется домой. Он должен был вернуться.
Этим промозглым дождливым утром Донни мечтал о радостях сухой жизни. Ему представлялись родные пустыни округа Пима, что в Аризоне, городок Ахо и сверкающий знойными миражами сухой, как дыхание дьявола, воздух, сквозь который можно разглядеть причудливо искажающиеся Сонорские горы далеко в Мексике. Он мечтал о том, чтобы как следует прожариться на солнце в этих местах, а потом вернуться в колледж, на свой юридический факультет. Он мечтал о доме, о семье, о работе. А больше всего он мечтал о своей молодой жене, от которой только что получил письмо, и сейчас, когда он сидел под проливным дождем, ее слова явственно представали перед его мысленным взором: «Крепись, держись веселее, морской пехотинец! Я знаю, что ты вернешься, и молюсь о том, чтобы этот день скорее наступил. Ты самое лучшее, что у меня есть и когда‑либо было, так что, если ты позволишь убить себя, я очень рассержусь! Я так на тебя обижусь, что никогда больше не стану с тобой разговаривать».
Он написал ей ответ, перед тем как отправиться на эту никчемную вылазку: «О моя сладкая, мне так тебя не хватает. Здесь все прямо‑таки прекрасно. Я никогда раньше не знал, что пауки могут быть большими, как омары, или что дождь может лить непрерывно на протяжении трех месяцев, но это полезные знания, и когда‑нибудь в мирной жизни они могут очень пригодиться. Но сержант намерен оставить меня в живых, потому что он самый классный из всех морских пехотинцев, которые когда‑либо жили на свете, и он сказал, что если я сгину понапрасну, то ему будет некого шпынять и у него не останется вообще никаких развлечений!»
Под подкладкой его шляпы была спрятана завернутая в целлофан фотография Джулии. Она миновала свое увлечение хиппи и теперь работала в тусонском госпитале для ветеранов, среди людей, раненных на другой войне, и даже подумывала о карьере медицинской сестры. Красота Джулии на этой фотографии действовала на него как луч света среди непроглядной ночи на заблудившегося и изголодавшегося человека.
[1] Индейская страна – так в США во времена войн против североамериканских индейцев называли любую территорию, где можно было встретить враждебно настроенных индейцев.
