Шарада мертвеца
– Карты, уважаемый, символизируют выбор судьбы, их перетасовывает некто иной, но игру ведет сам игрок. Кукла – тоже символ игры, но подчиняющийся чужой воле… – де Конн глянул на деревянное лицо раскрашенного молодца, и тот, несмотря на потешную усмешку, жалостливо передернулся на руке своего нового хозяина. Он явно не нравился маркизу. – Скелет с подвижными суставами – тоже кукла, но не внушающая веселья, тем более что на ней нет ни нитей, ни палочек – ничего, что позволяет ею управлять… Идеи?
– Рождение, жизнь, смерть.
– Допустим. Но кого?
Шарапа развел широкие плечи, попеременно наклонил голову в стороны, хрустнув шейными позвонками.
– Если взять «жизнь» исходя из фигуры Петрушки, ненаказуемо едкого обманщика… Карты… Смерть шулера?
Несмотря на смелость предположения, хозяин кивнул головой куклы на своем указательном пальце.
– Скорее всего, карточного предсказателя или гадалки, – уточнил он. – Гляньте в мешок. Мы ничего не пропустили?
Шарапа поднял рюкзак и сунул в его пыльную утробу руку. В пальцах зашуршала тонкая бумага. Пять листов. Что это? Описание следующих друг за другом сцен.
– «Петрушка на ярмарке», – прочитал заглавие маркиз и, пробегая глазами строки, принялся бормотать выдержки из текста: – Покупая лошадь, Петрушка просит цыгана помочь ему оценить ее… ссорится и убивает его, ударив палкой по голове… пытается вскочить на коня, но тот его сбросил… зовут врача, но тот не видит в Петрушке болезни… «Зачем такой врач, который болезнь определить не может?» – кричит Петрушка и насмерть бьет того по голове… – де Конн оторвался от строк. – Очень мило… Ярмарочные представления просто кишат народной мудростью! Так, следующая сцена – «Петрушка и невеста»… Ых… – молча дочитав первый лист текста, де Конн глянул на голову пересмешника. – А вы, наизлейший, приличным пройдохой будете! – произнес де Конн и глянул на Шарапу. – Черт возьми, что значит вся эта шарада?!
Красная перчатка слетела с руки. Деревянная голова Петрушки, ударившись о мраморный пол, раскололась надвое: в одной половине остались шутовской колпак с широко раскрытыми глазами, а во второй – искривленный в уродливой усмешке рот.
Конуевы
После восьми утра де Конн готовился к выходу, приняв бюргерский облик европейского врача. Шарапа, соблюдая все правила осторожности, арендовал для выезда карету у старого приятеля хозяина, тайного советника Хвостовского, жившего на берегу Крюкова канала.
Вид Аглинской линии, набережной, живущей людской суетой и снующими барками, матронами в сарафанах, высматривающих себе женихов среди ярких мундиров, присвистывающих торговцев киселем и калачами, всегда нравился маркизу де Конну. Еще учась в Медицинской академии, он сбегал сюда с Васильевского острова по плашкоутному мосту[1], приглашал юных дам в аустерии и проводил с ними теплые вечера под стенами лодочных спусков…
Так, плывя в приятных воспоминаниях, маркиз де Конн оказался перед воротами низенького двухэтажного дома во дворе Галерной. Стук в замершие ворота разбудил снегирей, и его эхо протрезвонило звонкими отголосками птиц в пустой улице. Минута ожидания. Оглянулся. Странное правило строить дома не выше ширины дороги и красить все в один цвет[2] создавало странный эффект звенящего простора и тихой дремы одновременно.
«Как в обувной коробке, – подумал маркиз и вдарил тростью по дубовым дверям еще раз. С обратной стороны раздался сонный голос и шаркающие шаги. Он глянул на часы: девять утра. – Спящее царство».
– По какомуся делу? – в смотровое окошко ворот выглянула лисья мордашка маленькой старушки с неприкрытой, но тщательно причесанной головой.
– Ван дер Ди́кон, врач, – представился маркиз, усиливая акцент на голландский манер, – по личной просьбе господина Тилькова явился взглянуть на больное дитя.
Радостный вздох, суетливый шепот, поворот ключа, бряцанье засова.
– Всегда рады! – принялась раскланиваться маленькая горничная. – Проходите ше, ветер‑то какой!
Маркиз приподнял высокую голландскую шляпу и слегка поклонился: вежливость по отношению к слугам открывает двери к тайнам, о которых даже хозяева не знают.
– Благодарю вас, сударыня. Господин Конуев дома?
– Как ше, как ше! – довольно ответила старушка, закрывая за гостем дверь на один замок, две щеколды и тяжелый дубовый засов. – Скоро чай собираются попивать… проходите ше!
Путь лежал через длинный узкий двор в сторону набережной. Весть о госте уже подняла дом на ноги, и белая гостиная наполнилась в ожидании раньше обычного. «Дикона» представили владельцам дома.
Стас Прокопич, хозяин, купец первой гильдии, на вид лет пятидесяти, человек крепкий и суровый. Одет по старинке: в батистовую рубашку и атласную жилетку. Волосы коротко острижены, по пробору выровнены и квасом примазаны. Рыжая голова его с близко поставленными круглыми глазами на широком бородатом лице с первого взгляда напоминала золотую пуговицу офицерского мундира, но сам он не сиял, был молчалив и даже как‑то недоброжелателен: смотрел на гостя подозрительно, то ли с чувством превосходства, то ли отвращения. Хозяйка дома была полной противоположностью Стасу Прокопичу и сразу заслужила расположение маркиза. Лет двадцати пяти, приятно полненькая, с мелкими, аккуратными чертами лица, в веснушках и с крупной родинкой над левой бровью. Словоохотливая и любознательная, Евгения Яковлевна уже задала маркизу с десяток вопросов о господине Тилькове еще до того, как их как следует друг другу представили.
– Петр Георгиевич очень занят, – сухо отвечал де Конн, – таков сезон нынче в пансионе. Простудный.
– Конечно, голубчик, – хозяйка разливала чай и поглядывала на гостя с интересом и надеждой, – дружок мой совсем пропал из‑за пансионных дел, братьям его ко мне за новостями обращаться приходится…
– Он вас частенько навещает?
– Да, из‑за Поленьки, девочки нашей, – с этими словами Евгения Яковлевна покосилась на мужа, – второй годик как мучаемся.
– Знаю и надеюсь помочь вам всеми силами, – маркиз натянул выражение благодушия на свое каменное лицо. – У вас еще кто‑нибудь в доме проживает, кроме слуг?
Хозяйка вдруг сжала губы. Уселась к столу, хлебнула чаю и молча принялась намазывать топленое масло на свежую булочку. Стас Прокопич шевельнулся, поморщился и нехотя прогудел из‑под густых рыжих усов:
[1] Исаакиевский наплавной мост. Ныне не существует
[2] В описываемые времена дома строились без мансард и были по большей части двухэтажными
