Шарада мертвеца
Вернувшись в гостевые покои, маркиз де Конн все же чувствовал себя так, будто его бросили в железную клеть и вот‑вот должны поднять створку в проход, ведущий к логову зверя. Что‑то нависало над ним, что‑то опасное и тревожное. Интуиция настырно твердила о том, что в доме неспокойно. Он даже припомнил слова Евгении о плохом месте… Ну, да лучше пройтись! Де Конн прихватил тяжелую трость и тихим ходом взял курс к Адмиралтейству. Вот и Крюков канал[1]. Здесь всегда оживленно на спусках к воде. Водовозы, лодочники, караулы, разносчики и сгребающие лошадиный навоз дворники. На самой набережной гуляющих почти никого, кроме не знающих ни холода, ни жары воркующих парочек. Де Конн перешел Галерный мост и остановился в размышлениях, куда идти дальше. Краем глаза выхватил из немногих пешеходов темную фигуру. Она отделилась от стены и застыла в ожидании. Справа – казармы и трактиры, слева – набережная Невы и ледяной ветер. Маркиз шагнул вперед и замедлил шаг. Фигура позади, прячась в тени и пригибаясь, не отставала.
«Похоже, господа наемные убийцы все‑таки вынюхали меня, – подумалось маркизу. – Что ж, милостивый государь, посмотрим, с чьей ты грядки…»
Каперское прошлое никогда не покидало де Конна. Как дворянин он всегда был спокоен и учтив, но, когда чувствовал угрозу, становился опасен для тех, кто покушался на него хоть в самой малейшей степени. Он знал все трюки баратерос и был готов к краткому и смертельному поединку… Однако следовало бы проверить, точно ли согнутая тень следовала именно за ним. Впереди трактир Фразера. Туда и шагнул де Конн. Если слежка за ним действительно шла, то наемнику придется подождать его. Пусть померзнет!
Удар колокольчика над дверями трактира сразу привлек внимание всегда услужливых официантов.
– Куда желаете? – высокий ухоженный человек моментально возник перед посетителем.
– Куда‑нибудь в уголок.
Английский трактир, наполненный иностранцами с торговых кораблей и золотой петербургской молодежью, был просторен и светел, чему премного служили огромные зеркала, украшавшие все стены заведения. Канделябры, картины на стенах, подсвечники и сальветы на столах. Пряный воздух, знакомая суета… Маркиза удивило меню трактира, а именно выбор сладких вин. Оно было приятно разнообразным и невероятно дорогим.
– У вас есть «Бланди Солера» семьсот девяносто пятого года?
– Если вас интересует мадейра, то у нас есть «Террантез» семьсот восьмидесятого! – выплеснул сияющий официант. – Желаете продегустировать?
– Ха, извольте! – ответил де Конн и по корсарской привычке шлепнул о стол золотым дублоном, чтобы ни у кого не возникало сомнений в его платежеспособности.
Между тем стол начал заполняться закуской соответственно платежу и вину: терпкий сыр, наперченная ветчина, устрицы и копченая рыба. Однако, взглянув на принесенную бутылку, маркиз произнес:
– Покажите мне пробку, – а после ее осмотра, добавил: – Мне надо переговорить с буфетчиком, а еще лучше с управляющим этим заведением.
Официант хотел было объяснить посетителю, что время нынче вечернее и управляющий, господин Лекок, пребывает в занятости. На это маркиз тихо, но жестко отрезал:
– Если вы не желаете поцеловать двери своего трактира завтра утром, советую вам найти способ вытянуть своего хозяина из занятости этим же вечером.
Через пять минут де Конн стоял перед дубовым столом в кабинете Лекока.
– Это полный абсурд! – вытирал тот взмокшую шею. – Откуда вы взяли, что вино не что иное, как подделка? – маркиз вздохнул, понимая, что сейчас творилось в голове бедного управляющего. В полном смятении он не мог остановиться, разговаривая, скорее, сам с собой, нежели с посетителем. – Мы как бутылку открыли, так тут же ее и закрываем той же пробкой, добавляя воск с печатью, чтобы никто на такую ценность не посягнул. Сама бутылка промаркирована, как указано в перечне вин…
Де Конн развел руками.
– Уважаемый, пробка слишком длинна, и бутылка не принадлежит означенному сорту вина, несмотря на то что маркирована[2] трафаретом с подлинника, хотя и это можно подделать.
– Может, вино было профильтровано, а бутылки и пробки заменены… Бывает же такое при повреждениях.
– Да, бывает, – согласился маркиз. – Скажите‑ка мне лучше, как часто посетители отравляются у вас?
Вопрос обескуражил Лекока. Он безвольно открыл рот, издал сдавленный звук, покраснел и тяжко выдохнул.
– Отравлений у нас никогда не было, кроме одного случая с двумя посетителями летом девятого года и трагической смертью на следующий день…
– Могу ли я взглянуть на бутылку из партии тех, что были выпиты теми несчастными?
Управляющий пожал плечами, буркнул: «То, от чего умер господин Линдорф, у нас более не имеется, но относительно тех двоих извольте», – и удалился.
Линдорф? Это имя де Конн уже слышал. Минуты две спустя на столе стоял ящик с тремя оставшимися бутылками «Мальвасия Солера» восемьсот первого года. Де Конн покрутил одну из них в руках, откупорил, принюхался, бросил требовательный взгляд на управляющего. Тот послушно достал бокал из буфета, протер белым полотенцем и поставил на стол. Маркиз после всех ритуалов смакования вина расстроено произнес.
– Это тоже подделка, но… сорт винограда верный… ничего не понимаю… хотя… – он походил по кабинету с бокалом в руке… – Ах, ну конечно… плохой год… вполне возможно…
Лекок ничего не понимал в поведении посетителя, разве только то, что все его бессмысленное бормотание, возможно, вело к разгадке тех злополучных отравлений, после которых их трактир чуть не разорился.
– Вот что, милейший, – наконец вышел из задумчивости де Конн, – предоставьте мне список тех, кто продал вам сие «оригинальное» вино, и я сохраню эту неприятность с подделками в тайне.
– На это уйдет пара дней, у меня нет сведений при себе…
– Пришлите мне результаты запроса в дом Конуева, на Аглинской линии… Всего хорошего.
На этом маркиз покинул трактир, так и не притронувшись к еде, но оставив золотой дублон на круглом лакированном столике.
Несмотря на прошедший час, темная фигура ждала маркиза шагах в двадцати, и, как только де Конн побрел в сторону дома, ее согбенная тень снова пришла в движение. Сомнений нет, за ним следили! Он свернул вправо, в Замятин переулок, и тут же прижался к углу в ожидании отставшего преследователя. Если кому‑либо в голову приходила мысль напасть на маркиза де Конна, злодеям оставалось раскаиваться об этой оплошности до конца жизни.
[1] Часть совр. площади Труда
[2] В XVIII веке бутылки с острова Мадейра маркировались белой краской через трафарет и никакой другой информации, кроме названия и года розлива, на себе не несли
