Шарада мертвеца
– Тогда разрешите мне вам доложить, милостивый сударь, – начал он, – что в ваше отсутствие я принял роды, вправил два вывихнутых плеча, вылечил пять простуд, два поноса, дюжину сопливых носов и сотню головных болей. Одновременно с этими великими делами я занимался еще и тем, чем мне приписано здесь заниматься, а именно: деревнями и хозяйством пансиона с общим количеством населения в пять тысяч душ, закупкой и заготовкой материалов для починки и строительства, финансами, дорогами, питанием и сотней прочих мелочей, с которыми даже младенец справится!
Сарказм бурмистра лился через край его терпения. Тильков сжался в ожидании приговора.
– Ну, так куда же вы исчезли? – услышал он ровный голос маркиза.
Врач глотнул воздуха. Его выразительное лицо, несмотря на крупные до бесформенности черты, изобразило то искреннее смущение, которое, как это ни странно, смягчало сердце де Конна.
– Я, знаете ли, в Петербурге был, – затараторил он, – друга навещал, вернее сказать, подругу… Но вы не подумайте, что я нечто нескромное имею в виду…
– Более недели? – поднял брови маркиз.
– Да‑с, ам, дите ее приболело, тряска, знаете ли, два годка от роду, а такие приступы, будто бесы вселяются…
– Бросьте, доктор! Бесы… Объясните!
Тильков побледнел.
– Ребеночек, девочка, когда кричит, вдруг перестает дышать, синеет и обмякает. И так с минутку… будто мертвенькая… и вдруг сильно сотрясается и при сем ужасном приступе оживает.
Маркиз погладил свой крупный подбородок и попросил гостя присесть. Это говорило о перемене настроения бурмистра в лучшую сторону.
– Как часто происходят подобные приступы? – спросил он потеплевшим голосом. Интерес опытного медика начал преобладать над бумажной суетой управляющего.
Тильков почесал густую щетину на короткой шее.
– Вот это я и пытался выяснить, ваше сиятельство, но у меня было мало времени. В целом, пока я с нею был, я мог наблюдать такие приступы дважды в день, а то и больше… мать просто сама готова умереть от утомления. Я объездил всех провизоров города, начиная с аптекарского квартала, но ничего узнать не смог. Одни говорят о падучей, другие – о патологии сердца…
Тут Тильков остановился. Он знал жесты собеседника, и поднятая рука бурмистра говорила ему о том, что тот услышал достаточно.
– А кем эта «подруга» вам приходится? – спросил де Конн.
– Ах, прямо говоря, никем… знакомая, – Тильков нервно побарабанил пальцами по подлокотнику массивного кресла, но молчание маркиза указывало на необходимость уточнения в ответе. – Когда я учился на медика, то жил в Петербурге один. Я снимал комнату в доме родителей бедняжки. Они помогали мне, как собственному сыну, и я, будучи человеком премного признательным и благодарным, теперь не упускаю из вида их дочь.
– У нее есть имя?
– Ах, простите! – Тильков поерзал в излишне глубоком кресле. Совершенно очевидно, маркиз проникся сочувствием к предмету волнений врача. – Конуева, Евгения Яковлевна. Мда‑с, фамилия по мужу у ней, по Стасу Прокопичу Конуеву. Она уж четвертый год как замужем, и ребеночек у ней пока единственный из выживших.
– Из выживших, вы сказали?
– Да‑с, до девочки, Поленьки, было у ней двое неудачных, так сказать…
– Ах, вот почему вы так беспокоитесь, Петр Георгиевич, – уразумел маркиз и окинул гостя участливым взглядом.
Наступила тишина. Де Конн что‑то обдумывал. Тильков ждал, нервно тряся коленями, постоянно покашливая, перебирая пальцами многочисленные мелочи на своем шатлене[1]. Маркиз не выдержал напряжения собеседника.
– У вас что‑то еще на уме?
Тот ойкнул и опустил глаза.
– Как только вы появились в пансионе, ваше сиятельство, все страхи в нем улетучились и жизнь стала спокойней. Не знаю, как это с вами связано, но все чувствуют от вас некую защиту…
– О чем вы, сударь?
– О сглазе… – брякнул Тильков и вдруг резко спросил. – Вы верите в порчу?
Вместо ответа де Конн фыркнул и широко улыбнулся.
– Объяснитесь, милейший.
– Видите ли, – охотно затараторил врач, – Евгения Яковлевна вышла замуж за вдовца, то бишь есть у Стаса Прокопича два сына, девяти и десяти лет, и дочь девятнадцати. Вот в ней‑то и загвоздка у моей Евгении. Девушка эта обручалась трижды. Двое женихов умерли до свадьбы… третий исчез.
– Ах, вот как!
– Да‑с, а характер у ней и твердый, знаете ли, и несколько вызывающий, развязный, я бы так сказал… Вот мне кажется, что падчерица сглазила Евгению Яковлевну, дурным знаком, так сказать, окрестила, несчастия свои на нее перевела…
– Вы серьезно?!
– Не верите, значит?
Де Конн не ответил на вопрос, но, вздохнув, тряхнул головой и тихо произнес:
– Ваша преданность тем, кто помогал вам в тяжелые времена, достойна понимания, – он стукнул пальцами по столу. – Давайте сделаем так, уважаемый. Я зайду к Конуевым сам… У меня есть неотложные дела в Петербурге, ну да я найду время на вашу подругу, – Тильков радостно привстал, но маркиз жестом остановил его. – А вы останетесь здесь за домашними и воспитанниками смотреть. Согласны?
– Хм, согласен, ваше сиятельство… только одно замечание‑с…
– Слушаю.
– Ежели вы зайдете к ним в качестве моего дорожайшего знакомого, так сказать, равного моему сословию, господин Конуев будет более благожелателен…
Маркиз поправил шелковый платок, глянул на руки с драгоценными перстнями на каждом пальце и понимающие кивнул.
– Я оденусь попроще и представлюсь простым приезжим врачом под выдуманным именем…
– Изумительно, ваше сиятельство! – Тильков аж хлопнул в ладоши.
– Хм… Где они живут?
[1] Цепочка с подвешенными к ней наборчиками (несессерами) в маленьких футлярчиках
