Шуттовская рота

– Прежде всего, – продолжал командир, не обращая внимания на театральные замечания сержанта, – я не хочу, чтобы твои действия могли в конечном итоге как‑то нанести нам вред. Например, имея дело с нашим автоматическим оружием, ты должен понимать, что, если вынешь из него переключатель на автоматическую стрельбу, это не означает, что на следующей неделе ты можешь открывать продажу этих переключателей. Наше снаряжение, возможно, и устарело, но там есть масса вещей, от которых я бы не торопился избавляться, дабы не позволить кому‑то использовать его против нас… или даже против местной полиции. Очень трудно будет играть невинных голубков, если на всей планете мы единственные обладатели современного автоматического оружия. И вдвойне справедливо это будет для того нового вооружения, которое мы получим, такого как наручные средства индивидуальной связи. Я полагаю, ты можешь спустить несколько обычных систем ради установления нужных контактов, но специальные ротные средства трогать не стоит. Я не хочу, чтобы кто‑нибудь, кроме нас, мог прослушивать частные каналы связи. Кстати, раз уж об этом зашла речь, если ты немного подумаешь, то, конечно, согласишься, что в твоих же собственных интересах исключить возможность постороннего прослушивания наших с тобой личных переговоров.

Сержант‑снабженец поморщился:

– Наверное, вы правы, но это ограничивает мне свободу маневра.

– Правило номер два: деньги от всех продаж должны поступать на счет роты. И еще: у меня не вызовет беспокойства, если ты будешь снимать небольшой навар с этих операций, чтобы чуть‑чуть скомпенсировать собственные неудобства… на самом деле я это вполне приемлю и сочту просто честной наградой за трату личного времени в интересах всей роты. Просто помни об этом и делай привычную работу, как врач – строго по рецепту, и ты никогда не услышишь от меня никаких порицаний. При этом не забывай, что я имею полное представление о том, как идут дела на рынке, даже на черном. Если мне покажется, что ты берешь больше, чем положено, я просто отстраню тебя от всего этого.

– Отстраните, капитан? – Гарри был готов заявить протест. – Мое сердце не разорвется, если вы отправите меня с этой планеты, вы сами об этом знаете.

– Я не имею в виду перевод. – По лицу Шутта скользнула улыбка. – Я отстраню тебя от твоих упражнений. Видишь ли, Ш. Г., сейчас ты всего лишь обманщик и мелкий жулик. Оставайся со мной, играй по моим правилам, и я научу тебя играть в большую игру и покажу, как можно составить некоторый финансовый капитал, в котором ты будешь нуждаться после того, как твоя служба закончится. Договорились?

– Садись, Бренди, – сказал командир, указывая старшему сержанту на стулья для гостей. – Очень жаль, что пришлось продержать тебя в ожидании столько времени, но по самым разным причинам я хотел оставить разговор с тобой на самый конец.

– Ничего страшного, сэр. – Она пожала плечами и опустилась на указанное место. – Если я чему‑то и научилась в армии, так это умению ждать офицеров.

Шутт пропустил эту колкость мимо ушей.

– Принимая во внимание, что уже поздно, а также нашу общую усталость, я постараюсь быть как можно более кратким и сразу перейду к делу. – Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки, будто обхватывая себя. – Скажи мне, Бренди, какая, по твоему мнению, самая большая задача стоит передо мной в этой роте?

У старшего сержанта округлились глаза, она подняла брови и, поджав губы, тихонько свистнула.

– Трудный вопрос, – сказала она, чуть меняя позу. – Даже не знаю, с чего и начать. Если хорошенько подумать, вам ни к чему, чтобы я перемывала косточки всем в этой роте, но если речь идет о чем‑то существенном…

Ее голос менялся в такт с покачиваниями головы.

– На мой взгляд, есть одна проблема, которая стоит особняком и маячит, словно сигнальный фонарь, – жестко произнес Шутт. – Фактически единственная, и я пока не знаю, как с ней справиться.

– И что же это такое, сэр?

– Ты.

Бренди откинула голову и нахмурилась.

– Я, сэр?

– Вот именно. Только не пойми меня превратно. Ты в полном порядке, Бренди… голова, плечи и талия самые лучшие из всех, что достались мне в этом унаследованном персонале. Из твоего личного дела и из моих собственных наблюдений за последнюю неделю следует, что ты прекрасный лидер, почти такой же, а может быть, даже и лучший, чем я сам.

Тут командир слегка покачал головой:

– Проблема в том, что ты циник. Если бы в тот момент, когда братья Райт создали свой первый самолет, ты оказалась рядом, все, что ты изрекла бы по поводу их стараний, звучало бы примерно так: «Он никогда не полетит». Затем, когда он пронесся над головами собравшихся зрителей, твоим единственным комментарием было бы: «Они никогда не посадят его на землю!»

Едва заметная, призрачная улыбка тронула лицо старшего сержанта.

– Уж такая я есть, капитан, – призналась она.

Улыбка была ей возвращена.

– Вот это и есть тот самый вопрос, который я не могу оставить в этой роте нерешенным. Я намерен все здесь изменить и хочу начать с того, чтобы каждый легионер, он или она, находящийся под моим командованием, сформировал о себе самом гораздо лучшее мнение, чем это есть сейчас. Я не смогу сделать это, если главный лидер личного состава, состоящего из добровольцев, позволяет им сжиться с мыслью, что все они дерьмо и ничем другим быть не могут. Я готов воевать на два фронта: со штаб‑квартирой и самими легионерами. Но не в состоянии открывать еще и третий фронт, сражаясь с тобой.

Старший сержант совершенно спокойно продолжала смотреть на него.

– Речь идет о моей отправке отсюда, сэр?

Шутт поморщился:

– Должен признать, что такая возможность промелькнула у меня в голове… и ты действительно единственная во всей роте, в отношении кого я совершенно серьезно подумывал об отправке. Хотя лично мне это не нравится. Это слишком просто – уйти без всякой попытки что‑то сделать. Я восхищен, Бренди, твоими способностями и энергией прирожденного лидера. И все‑таки надеюсь, что мы сможем работать вместе. Именно работать друг с другом, бок о бок, а не быть в оппозиции. Это единственный путь, который я вижу, хотя он и требует больших перемен, в основном – с твоей стороны.

Прежде чем ответить, Бренди задумчиво помолчала, прикусив губу.

– Чтобы быть до конца честной с вами, сэр, должна сказать, что я не уверена, смогу ли измениться, даже если бы и захотела этого. Старые привычки очень трудно ломать, а я слишком долго им потворствовала.

– Сейчас мне не требуются гарантии, – торопливо и искренне продолжил командир. – Пока что вполне достаточно просто желания попытаться исправиться. Я не люблю играть роль психолога‑любителя, но… хорошо, сущность большинства циников, с которыми мне приходилось иметь дело в прошлом, можно выразить одной лишь фразой: «Кого это волнует?» Но на самом‑то деле кое‑что, хоть и немногое, все‑таки их волновало. Возможно, когда‑то они были кем‑то сильно обижены, так сильно, что больше и не пытались избавиться от страха перед возможностью нового унижения. Я не знаю, относится ли это к твоему случаю, да на самом деле это и не важно. Все, о чем я прошу, это сделать попытку, прежде чем поставить на этом крест, другими словами, дать шанс. Дать шанс легионерам… дать шанс мне.