Слепая зона

Остаток дня почти не отложился в памяти, но и наутро легче не стало. Я позавтракала и ускользнула к себе, а мама, против обыкновения, не стала тормошить меня расспросами. Свернувшись калачиком под тяжелым китайским пледом, я с горечью размышляла о том, что профессор Лазарчук оказался прав: там, где он пытался с помощью таких, как я, отыскать присутствие чего‑то необычного, невидимого приборам и органам чувств обычного человека, что‑то действительно было. И это что‑то явно интересовалось мертвецами.

Поджав колени к самому подбородку и часто дыша, я пыталась справиться с внезапным ознобом.

– Нет. Не сегодня. У вас совесть есть, вообще?..

Мама старалась возмущаться негромко, но я все равно прекрасно ее слышала. И даже слышала низкий рокочущий басок собеседника, что‑то втолковывающего ей в трубку. Неожиданно мама сдалась:

– Хорошо, я спрошу.

Она тихонько приоткрыла дверь в мою комнату.

– Светочка, ты спишь?

– Нет.

Высовывать голову из уютного и безопасного подпледного мирка не хотелось.

– Представляешь? Этот капитан Дежин мне сейчас угрожал! Он настаивает на разговоре с тобой. Заявил, что может привезти тебя на допрос в следственный комитет под конвоем! Пришлось разрешить ему заехать к нам, я только не сказала когда.

Переубедить мою маму?! Я вынырнула из‑под пледа. Воздух в комнате был прохладным и свежим. За окном весело распевала какая‑то пичуга. Жизнь продолжалась.

– Да пусть приходит когда хочет, мам. Все равно ведь не отстанет. Работа у него такая, – обреченно согласилась я и спустила ноги на пол.

Под пледом можно было спрятаться от чего угодно, но только не от себя самой.

 

– Добрый день, Светлана Петровна.

Сегодня капитана окружал целый букет противоречивых ароматов. Свежая рубашка, остро пропитанная запахом стирального порошка – я едва не чихнула, – так и не смогла до конца замаскировать унылую вонь табачного дыма и отчего‑то – железа, которая шла от затасканного свитера. Шерстяного. Шерсть и хлопок я распознавала безошибочно. Капитан побрился, и запах лосьона смешивался с кофейным ароматом. Судя по отчаянной попытке сдержать зевок, он мало спал и много курил прошедшей ночью.

Я задержалась с ответом всего на несколько секунд:

– Здравствуйте, капитан! Простите, не запомнила вашего имени.

– Максим Сергеевич. Не извиняйтесь, я вам его не называл.

Капитан сел к столу. Старый и полукруглый, огрызок бабушкиного обеденного, он примыкал к подоконнику с тех самых пор, когда мама еще не доверяла моим способностям ориентироваться в пространстве и старательно оберегала меня ото всего, что имело острые углы.

Капитан не спешил начинать свой допрос, оглядывая комнату. Было слышно, как поскрипывает под ним стул, как хрустнул позвонок в шее. Что он медлит? Не знает, с чего начать? Странно, вчера он не показался мне деликатным.

– Тамара Георгиевна прислала мне подтверждение вашей инвалидности.

Я хмыкнула. Мама даром времени не теряла.

– Мы обязаны рассматривать все версии, в том числе и ту, в которой вы стали бы подозреваемой, понимаете?

– Конечно‑конечно, – кивнула я, самым нахальным образом уставившись ему в лицо.

Люди дышат. Чаще всего – носом. Я слышу и просто поднимаю глаза чуть выше. Это сбивает с толку, ведь мои глаза выглядят вполне привычно: не запали, не высохли, не затянулись бельмами – обычные серые глаза с черной точечкой зрачка. Многие ли способны заметить, что он неподвижен? Посторонний человек запросто мог обмануться, если не знал, что я слепа как крот, хотя на тренировку этого умения и ушли годы. Когда‑то мне было очень важно казаться такой же, как все.

Если мне и удалось его смутить, то он этого никак не проявил, продолжив тем же тоном:

– Вчера мне показалось, что вы могли бы что‑то сказать о стрелке, но были не в состоянии этого сделать. Вам уже лучше?

Ежику понятно, что никакого беспокойства о моем здоровье, душевном или физическом, капитан не испытывал. Его грызли досада, усталость и нетерпение. Где‑то разгуливал наглый убийца, а единственный свидетель преступления оказался инвалидом по зрению! Ничего этого он, конечно, не сказал, но я кожей ощущала его настроение, что было довольно странно. Хорошо знакомых людей я могу читать, как книгу, безо всяких усилий, но Максима Сергеевича Дежина встретила только вчера.

– Со мной все хорошо, в отличие от Дениса. Я хотела бы вам помочь, но чем?

Он замялся ровно на секунду.

– Не знаю, каким вы воспринимаете окружающий мир, но фокус с гильзой меня впечатлил. Что‑то же вы могли заметить, Светлана Петровна? Дайте преступнику характеристику, какую сумеете.

Теперь пришла моя очередь замяться. Я половину ночи перебирала вчерашнее в памяти. Пришлось с сожалением признаться:

– Я заметила не так много, как могла бы. Убитый, тот, второй, не Денис, влетел в кафе неожиданно, отвлек мое внимание, и я плохо запомнила появление стрелка. Крупный мужчина. Рост выше среднего. Тяжелый шаг, значит, полноват. А может, накачанный, не могу сказать. Двигается ловко, быстро. Он стоял надо мной с минуту, значит, не спешил и не боялся быть пойманным. Знаете, – вздрогнула от воспоминания, – он меня рассматривал, как… насекомое. Хладнокровный человек. Не жестокий, не маньяк – если бы он испытывал удовольствие от убийства, мы бы с вами не разговаривали. Просто не счел меня достойной даже пули.

Я замолчала, запнувшись на последних словах. Озвученное предположение выглядело еще более обидным.

– И все это вы успели заметить под дулом пистолета, пока вас рвало от страха? – поинтересовался капитан, прекратив записывать.

– Это не все. Запах. Очень необычный, густой, похожий на какую‑то химию, но не ядовитый… Незнакомый запах, мне не с чем его сравнить. Он так плотно к нему прилип, что показался мне очень сильным. Точно так же пах и тот человек, за которым гнался убийца.

– Потрясающе, – капитан говорил искренне. – Вы смогли бы опознать убийцу?

– По голосу – точно. И по запаху. Такое быстро не смыть.

– Хорошо. Но я должен убедиться, что вашим наблюдениям можно доверять, уж не обижайтесь. Что вы можете сказать обо мне, например?

Я снова как бы посмотрела ему в лицо. Однако! Но ведь сам напросился?