Служебный вход. Мистический триллер
– Добрый, добрый вечер, всем моим друзьям и недругам, и тетушке и дядюшке.
Неожиданный возглас был настолько резким среди тишины этого безмолвного дома, наполненного тенями, запахами и нехорошими предчувствиями, что Марта резко обернулась. Она услышала выстрел новогодней хлопушки и в воздухе запахло серой. Раздражение и непонимание заставили ее злобно посмотреть на вошедшего, но удивление было больше ее злобного голодного раздражения. В широкий проем распахнутых дверей, на инвалидной коляске, въехал Семен Иванович Водовоз. Марта готова была поклясться, что это был он. Грузное тело свешивалось с сиденья, а ноги в залатанных унтах упирались в кривую скамеечку. Отличала его от Водовоза только черная повязка на одном глазу. Под мышкой он держал горшок с фикусом, а на коленях мягкой подушкой свернулась кошка. Она не проснулась даже от крика Водовоза.
– Семен Иванович? удивленно спросила Марта.
– Никак нет, – расхохотался громогласный инвалид. Жирное его лицо задрожало и изо рта брызнули слюни. Когда Марта была уже готова закричать “ Да, что черт возьми, происходит?, она услышала знакомый голос хозяйки:
– Прошу любить и жаловать‑ Михаил Михайлович Червонский. Он мой дальний родственник‑ Для меня и, конечно любимого племянника – МихМих.
Из‑ за спины Червонского, высоко подняв над головой блюдо с пирожками вышла сама Вероника Львовна. Она была одета в черное бархатное платье и волосы ее были так красиво уложены, что можно было подумать, что хозяйка провела в бигуди пару часов.
Марте показалось, что она попала в какой то театр абсурда. Племянник, бледная шипящяя Кэти, а теперь еще этот Михаил Михайлович. Как он вообще здесь оказался? По этому коридору двое не разойдутся, не то, чтобы на коляске проехать.
Прошу всех за стол. – жестким, безэмоциональным голосом сказала Вероника Львовна устанавливая блюдо с мелкими золотистыми пирожками посредине стола.
Лекс давно уселся за стол не дожидаясь официального приглашения. Он развалился на стуле, мерно постукивал вилкой по скатерти и наблюдал эту сцену с презрительным, и Марте даже показалось – брезгливым выражением лица.
Скрипучий звук отодвигаемых тяжелых стульев вернул ее действительности. Девушка казалось, что она теряет сознание то ли от голода, то ли от напряжения. Она не признавала слово страх и никогда в нем не признавалась. Ей больше нравилось слово «беспокойство». Признаться, что она чего то боиться было для Марты хуже самого страха. С детства ей говорили «Ты должна быть смелой». Она ей стала, но это самое «беспокойство» все равно осталось.
Сейчас, понимая, что все расплывается перед глазами, Марта решила, что самое безопасное место ‑это место рядом с племянником, Алексеем Ильичем. Среди этой компании он казался самым спокойным и, наверное, лояльным к ней, потеряшке и злостной неплательщице. Она уселась рядом с ним, на стул с высокой спинкой и улыбнулась Лексу, но он отвернулся от нее будто и не заметив ее присутствия.
Вероника Львовна открыла огромную крышку супницы, но к удивлению Марты в ней был не суп, а гора тех самых огромных шницелей. Похоже это был предмет ее гордости. Поджаренные, блестевшие от жира они выглядели очень аппетитно, особенно для оголодавшей девушки. Большие часы на стене мелодично пробили шесть раз.
«Не может быть! Мы здесь не меньше часа» – тревожно подумала Марта, мы вышли из машины без пятнадцати шесть! Она посмотрела на бронзовые стрелки за стеклом и должна же была поверить своим глазам. Вертикальная стрелка указывала назначенное время.
Ужин начался. МихМих расположил свой фикус по правую руку и Марта заметила, что инвалид что то «сказал» цветку в горшке. Кошка спрыгнула с его колен и отправилась в путешествие под стол. Вероника Львовна лично положила каждому на тарелку по увесистому шницелю пахнущему луком и ароматной приправой, налила из графина по стакану розового компота и высокомерно произнесла “ Когда я ем я глух и нем.» Все склонились над тарелками. Марта не привыкшая к еде в молчании, обвела взглядом всю компанию, но поняв, тетушкин призыв здесь буквален схватила вилку.
Марта показалось, что она смолотила свой шницель не жуя. Все размеренно пережевывали пищу в полном молчании. Торжественность была такая, что ей вспомнились звуки органа в ее любимом Домском соборе. Марте хотелось еще, но никто не предлагал и она смело привстала и решила продолжить пирожками. Загрузив на тарелку несколько аппетитных пухленьких пирожков, она решила не церемониться, раз терять ей нечего и начала уплетать их запивая компотом. Кувшин стоял пямо перед ней и девушка щедро подливала в граненый бокал на высокой ножке, приторно сладкой жижи. “ Мне что то не везет с едой последнее время, иронично думала Марта. То баклажаны у Милицы, то колбаса, а теперь еще и этот ужасный компот.»
– Этот компот, сестра делает из яблочек нашего сада. Каждый год, в августе. Мы ей очень благодарны.‑громко сказала Кэти не поднимая лица от тарелки. Марта замерла вместе с пирожком в руках и удивленно посмотрела на нее. «Она читает мысли?. да ну, не может быть. Сестра хозяйки продолжала жевать шницель не поднимая головы. Ее блеклые волосы выбились из пучка и свешивались жидким локонами над тарелкой. Вся она являла собой покорное уныние.
Вероника Львовна сидела во главе стола прямая как струна и аккуратненько резала шницель блестящим ножом на мелкие кусочки. Поддев их на кончик вилки она отправляла кусочки в полуоткрытый рот будто стесняясь открыть его пошире. Когда она жевала то напоминала крысу. Кончик ее носа с большой бородавкой шевелился при каждом движении.
Посмотрев на свою пустую тарелку Марта испытала чувство вины. Она съела все раньше всех, но за это хвалят только в детском саду.
– Девочка, ‑медленно произнесла Вероника Львовна. ‑Марта посмотрела на нее и по торжественному и даже трагичному лицу хозяйки, поняла, что пришел тот час расплаты или суда к которому ее везли сюда через всю Москву. Худое, вытянутое жизнью, характером и жадностью, безжалостное лицо Вероники Львовны будто просияло в свете абажуров и керосиновых ламп.. «Сколько ей лет? "‑первый раз спросила сама себя Марта. Рассматривая ее сухие руки и подрагивающие губы она подумала бы, что ей лет шестьдесят. А ведь такой мумии могло быть и девяносто.
– Ты сыта, девочка? Как там тебя? Марта? Вероника Львовна брезгливо поморщилась, делая вид, что забыла это «незначительное» имя – Смотри‑ ка, ты не платишь денег, а я приглашаю тебя на ужин, кормлю за своим столом, и заметь! ничего не прошу взамен. Он назидательно подняла вверх указательный палец и Марта заметила блеск золотого кольца.– Пока не прошу. До этого прекрасного вечера. Старуха выпрямилась за столом в полный рост и заметно «подросла». Она напоминала длинную спицу. Голос ее тоже изменился. Стал певучим как у заклинателей змей.
– Время пришло платить по счетам! воскликнула она и встала, уронив свой тяжелый трон. Стул упал с неимоверным грохотом и все оглянулись на Марту. Три пары горящих злобой и ненавистью глаз уставились на нее.
Единственный глаз Мих Миха и без того круглый и выпученный, торчал на лице как кнопка от звонка. Губы его шевелились сами собой, то ли пережевывая, то ли бормоча что то. Кэти закинув ногу на ногу, тоже самодовольно рассматривала девушку, скорбно покачивая головой.
