Служебный вход. Мистический триллер

– Ну вот и ты! ‑буквально заорал ей в лицо шофер, пока она разматывала толстый шарф. Он обернулся и дохнул на нее сладковатым луковым запахом домашних котлет.

– Мы гнали как сумасшедшие, Хозяин кричит – не успеем, а я ему ‑«Не боись, Луна еще высоко!!». Широкая рожа шофёра лоснилась от жира и в полумраке казалась головой целлулоидной куклы. Лицо с крупными порами вокруг красного носа, жуткий запах и небритость не соответствовали роскошному салону «Волги» обтянутой светлой кожей. Он протянул Марте широкую ладонь.

– Борис Львович, представился он. Марта слабо улыбнулась, но не стала пожимать ему руку.

– Марта.– кратко ответила она и откинулась на сиденье.

Алексей садиться не спешил. Он ходил взад‑ вперёд около машины и курил. Она нетерпеливо смотрела на него через окошко, но не хотела торопить Она рассматривала большие бронзовые пуговицы его дублёнки, которую он, несмотря на мороз и не думал застёгивать. На пуговицах виднелись какие то гербы или знаки, но Марта не могла рассмотреть их. Племянник постучал по окошку и знаком приказал шофёру выйти. Борис Львович молча кивнул и выбрался из машины. Марта устало прислонилась к стеклу. Ей вдруг стало все равно, что говорят и что происходит. Девушке хотелось спать и очень хотелось пить. Безумная Милица Павловна накормила ее своей солёной закруткой, но не дала даже чашки чаю. Когда Марта уже начала дремать, двери машины резко открылись, одновременно с двух сторон. Алексей Ильич, дыша свежим морозным воздухом уселся рядом с ней, шофер на свое сиденье и машина наконец то тронулась с места.

Она увидела приглушенные ночные витрины «Гастронома №1», и поняла – выехали, что они выехали на Лубянский проезд и, едут в сторону проспекта Мира.

Домой, скорее домой.

Комнату она снимала в районе ВДНХ. Точнее в Останкино, совсем недалеко от Шереметьевского дворца. Она наблюдала его из окна кухни каждое утро.

Тогда, в далеком теперь августе она повелась на этот романтичный вид. Были предложения и лучше и дешевле, но для нее, прожившей всю жизнь в историческом центре Риги хотелось что то похожее, историческое и уютное. Останкино было районом престижным, но с самым ужасным телесигналом. Близость останкинской башни не помогала, а мешала смотреть телевизор. В квартире было две комнаты, но одна была закрыта и хозяйка сдавала только большую.

Первый московский сентябрь Марты был прекрасен. Золотой парк, статуи нимф белеющие сквозь золотую листву и сияющие в янтарном солнце осени. Потом начались проблемы с, деканатом, учебой, а промозглый ноябрь отнял последние деньги,. Папа заболел и мама не стала посылать ей тех копеек, что обещала.

«Дурочка, – думала она сейчас, на что я рассчитывала? – Было же понятно, что для студентки это дорого».

– Вероника Львовна велела привезти тебя к ней сразу же, – мягко и немного неуверенно сказал племянник. Марте показалось, что он принимает какое то импульсивное решение, что то явно его смущало. – Тетя хотела поговорить, хотя нет, ‑он раздраженно мотнул головой, скорее договориться. Но время уже позднее, даже для старухи с бессонницей. У меня есть новый ключ от замков и я доставлю тебя на Аргуновскую. Зови меня Лекс. Меня так называют все.

– А как же “ племянник»? – устало улыбнулась Марта. Он ей нравился или скорее она не чувствовала угрозы. Что то в племяннике по имени Лекс было влекущее и вызывающее доверие.

– Это только для тетушки и семьи, ‑ответил он.

Марта молча кивнула. Слово “ доставлю» позабавило ее. “ Я посылка, а он почтальон Лекс. Имя звучит как сургучная печать.». Глаза у нее слипались. Она будто сквозь сон уже смотрела на «племянника». Алексей сидел совсем близко, как в общем то все сидят в машине, и ободряюще улыбался ей. В темноте салона она с трудом могла разглядеть его, но ей очень хотелось спать. Марта как то просто, бессильно наклонилась в его сторону, положив голову ему на плечо и заснула. "Дублёнка у него совсем новая, подумала она засыпая, – дорогой запах новой кожи.»

*******

«Такая тишина. Счетчик тикает как метроном. Занимаюсь музыкой всю жизнь и ненавижу метроном. У нее даже в личной машине тикает счетчик. Львович опять нажрался. Эта всепроникающая луковая вонь.. Ох, тетушка, каковы ваши котлеты с лучком. Неизвестная силы зимы. Вчера видел как Сим, виляя хвостом, сожрал вашу котлетку и заснул на сутки. Марта спит. Спит как вы и хотели. Спит и не видит, что спит у меня на коленях. Маленькая усталая девочка. Хотя девятнадцать лет здесь, в России, это уже взрослость.

Твой монстр держит тебя за горло, дорогая. А кто твой монстр? Хочешь я расскажу тебе, кто твой монстр? Тот кто не живет как ты. Кто не надеется, кто не любит. У тебя есть все это и это можно у тебя забрать. Поверь, малышка, это дороже денег. А ты монстр для тех кто не знает, что такое надеяться верить и любить. Мы два мира и иногда мы встречаемся. Не в самых лучших обстоятельствах. Прости.

Ночной Проспект Мира. Когда улицы завалены снегом, то столицу и не отличить от Смоленска. или другого города. РФ. Блестящие сугробы, желтые фонари и подсветка закрытых гастрономов с красными огоньками сигнализаций. В витринах огромные пластиковые колбасы и ветчина. Новогоднюю иллюминацию еще не включили. Это же ноябрь. Очень снежный ноябрь.

В этом городе никто не убирает снег. Его просто утаптывают до наста. На дороге его скатывают машины и вонючие, желтые кишки автобусов. Я знаю, с утра выйдут дворники с большими железными лопатами. и начнется этот бесконечный ‑«вжих». Здесь вообще не ценят железо. Здесь вообще ничего не ценят, мне кажется. Все обыденность. Рутина.

– Борис Львович, ты гонишь! Сейчас остановят!

Я хватаю ее за плечи. Чувствую их хрупкость даже под этой огромной курткой. В моей любимой Вене такое уже не носят, а здесь хит‑сезона. Она так глубоко спит, что не почувствует, даже если упадет на пол. Львович хохочет. Рожа в разорванных сосудах. Все тетушкины настойки! – «Кто ж нас остановит пока Луна близко!! И‑о‑хо! “ Добрый и жадный. Или злой. Не знаю. За последние три месяца он стал для меня дядькой. На все готовый денщик, при скучающем капитане. Три месяца подготовки к это незабываемой встрече. Все подозрительно просто. Меня настораживает эта простота. Я смотрю в окно машины, на темные улицы. Останкинская башня не выглядит вблизи такой огромной. Просто серое устрашающее здание с вечно открытым зевом опор. Стратегический объект. Что у них за странная любовь в серому. Железо, сталь, бетон. Красные изжили красное. Как тупо.

Луна, действительно сегодня особенно близко. В темноте московской ночи Шереметьевский дворец выглядит не музеем, а покинутым домом и уже не кажется таким изящным в свете фонарей. Статуи парка спрятаны в ящики до весны. Красота забитая в ящик. Я всегда смеялся над этими ящиками. Думаю господин граф был бы со мной согласен. Театрал и крепостник. Может ли быть почетное рабство? Не знаю. Мы чем то похожи.

Красавица придется вытаскивать тебя на руках. Пешком на третий, без лифта. Ох, что не сделаешь ради тети.

*****