Сокровища острова Монте-Кристо

На носу одной лодчонки, с которой мы поравнялись, я увидел отца Бертрана. Он вечно возился с городской чернью, найдя себя в таком служении. Эту чернь отец Бертран и пытался сейчас спасти. Наши весла почти задели головы набившихся к отцу оборванцев, те шарахнулись и хрупкое равновесие тяжело осевшей в воду лодки нарушилось. Лодка накренилась, черпнула бортом воду, на мгновение застыла и начала проседать. Оборванцы цеплялись за уходящие вглубь борта, а кто и плыл, в надежде ухватиться за соседнюю посудину, попадали под прицельные весельные удары и исчезали под черной водой. Отец Бертран молился, одной рукой держась за обломок скамьи, а другой творя крест.

Я заорал, требуя бросить канаты тонущим. Капитан Гийом бесшумно возник около меня и холодно вперился одиноким глазом.

– Господин так печётся о рвани?

– Там мой собрат!

– Я получил ясный приказ от отца Раймунда. Никаких посторонних на судне. Разве он не дал вам подобных указаний?

Я покрепче сжал зудевшие кулаки и смирил позыв раскрошить гнилые зубы этого нахала‑простолюдина. Пригвоздил капитана многообещающим взглядом и сел на мокрые доски, привалившись спиной к борту. Лучше не смотреть вниз. У меня есть миссия, остальное неважно.

Принять крест…

Галера вырвалась на простор и расправила два латинских паруса. Как ни мало я понимал в мореходном деле, все же не мог не отметить стремительность и вооружение нашего судна, весьма схожего с корсарским, как и его капитан. От наблюдений меня отвлек матрос, поднесший кружку подогретого вина. Я взял и поставил ее на пол, не поддавшись соблазну. Один глоток – и вся усталость сегодняшнего дня свалит меня с ног.

Я обошел галеру, спустился в трюм и тут увидел ответ на вопрос, мучивший меня с того мига, как поднялся на это судно. Я все гадал, кем был мой отец Раймунд для морского бродяги Гийома, чем расплатился за мое путешествие. В богобоязненность этой пиратской рожи я не верил. Трюм до отказа был забит тюками шелка и мешками риса, которые могли попасть сюда из осажденной Акры только с помощью нашего ордена, а значит – моего отца. Я выбрался из трюма на палубу и бросил прощальный взгляд на исчезающую Акру.

#

 

Пойди туда, не знаю куда

Сент‑Женевьев‑Де‑Буа 2013 год

 

– Ладно, идем. Только условие: ничего там руками не трогаешь и делаешь все, как я скажу! Окей? – я закинул рюкзак на плечо и еще раз огляделся. Рано, тихо, пусто. Мирный пригород. И не простой, похоже, пригород. Дома далеко друг от друга, по олимпийскому бассейну можно вместить у каждого. Да еще высоченные деревья так густо, что особняки с их ненормально просторными участками похожи на основательно изолированные заимки в сибирском лесу. Вот тебе и старик Родионов, неприметный смотритель на кладбище!

– Не буду я ничего трогать, просто посмотрю… – Иза открыла скрипнувшую калитку в высокой живой изгороди и тоже ахнула: – Ничего себе, просторы тут какие!

От ворот дом еле виднелся в глубине парка, сквозь который меж деревьев петляла кирпичная дорожка.

– Это довоенная постройка, – тихо сказала Иза, глядя на открывшийся за кронами дом, – поэтому и участок такой огромный, тогда это было еще возможно. Может твоего вчерашнего старика из‑за этого дома и убили? Я бы не удивилась, теперь такой кусок земли под Парижем – это куча денег.

– Да‑а‑а, – оценил я масштабы, – тут можно дикие оргии устраивать с песнями и плясками и никто не услышит, а мы шепчемся зачем‑то! Эге‑гей!

Раскатистого эха от моего вопля не получилось, только птицы озадаченно притихли. А мне вдруг пришла в голову мысль, что я даже не знаю, есть ли у Родионова семья, жил ли он в этом доме совсем один или с кем‑то? Я представил, как хожу по дому, роюсь в ящиках, и тут открывается дверь, входит жена Родионова или, допустим, сын… И пойди потом докажи, что ты не верблюд, то бишь не вор из русской мафии, о которой тут пишут в каждой газетке… Если в доме никого, то надо по‑быстрому все осмотреть и уходить от греха подальше.

Белый, с балюстрадой, в два этажа дом стоял с закрытыми ставнями и вызывал в памяти слово “классика”. Может из‑за двух колонн, подпиравших вход или полукруглого застекленного эркера над ним. Над крышей торчала узкая башенка с флюгером в виде изогнувшего спину и поднявшего хвост трубой кота. Сбоку от дома виднелась небольшая постройка, сразу вызывавшая ассоциации с русским сараем. Я заглянул и восхитился:

– Баня! Вот это да. Настоящая баня под Парижем, даже с вениками. Во дает русская интеллигенция. Жаль, не попользоваться теперь…

Я поднялся по ступенькам крыльца, достал родионовскую связку ключей. Ключей на ней висело шесть, один очень странный – стальной цилиндрик с разномастными шипами. Нужный подобрался легко и я открыл тяжелую дверь с латунными заклепками. Внутри свет пробивался узкими пластами сквозь щели решетчатых ставен. Из центрального зала высотой в два этажа широкая лестница с поворотом уходила наверх и продолжалась там антресолями вдоль стен. Между панорамным окном и лестницей темнел подкопченным провалом огромный камин, в котором запросто можно было зажарить кабана целиком.

– А ведь здесь еще и подвал есть, наверное. И чердак. И черт знает что еще. Этак мы до вечера искать будем. О, чердак! – я схватил Изу за руку и потащил наверх по лестнице.

– Он же мне сказал “Под кр…”, это должно быть “Под крышей”, логично?

– Чего под крышей? Кто сказал? Да не тяни ты меня, я упаду! – Иза вырвала руку и остановилась.

– Может объяснишь уже, что ты ищешь?

– Сам не знаю, – честно покаялся я, – есть одна такая русская сказка, в ней надо пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что. Вот это точно моя ситуация. Родионов отдал мне ключи и шепнул, что в этом доме есть кое‑что для меня. Все, больше никакой информации.

– Прелестно, – оценила Иза, разглядывая второй этаж, – теперь тебе придется разобрать дом на отдельные кирпичи…

Все двери вдоль антресолей с резными перилами оказались открыты, Я заглянул в каждую. Спальня, еще спальня, кабинет с массивным деревянным столом, на нем характерная лампа под зеленым абажуром с бахромой, на стене – большое бронзовое распятие. Может быть, из‑за сумрачного света сквозь ставни, но кабинет казался печальным, как будто уже подернутым пылью заброшенности.

С небольшой площадки вверх уходила еще одна короткая и прямая лестничка, над ней темнел прямоугольный ход, закрытый полированной деревянной крышкой.

 

Конец ознакомительного фрагмента