Спасти королеву. Хроники земли Фимбульветер

Так вот, впереди у меня был выход из арки, над головой свод ее, по сторонам стены, под ногами каменная мостовая. А сзади кто‑то, кто проворно подскочил и надел мне на голову мешок. В котором прежде, несомненно, хранили шерсть, причем не кхарнову, потому как была она мелкой, тут же полезла в нос и рот, да и пахла не лучшим образом. Но предаваться унынию по этому поводу было некогда: сзади обхватили, прижали руки к бокам чьи‑то железные лапы, а спереди уже накатывал топот нескольких бегущих людей.

Я не стал, упираясь ногами в мостовую, пытаться разжать захват или вывернуться, а, слегка подпрыгнув, согнул колени вперед. Мяса во мне немного, но скелет длинный сколько‑нибудь потянет, так что удерживать его навесу неудобно. Хорошо хоть, падать невысоко.

Но больно. Сдернув с головы мешок, я отомстил врагу, пнув его в голень, развернул шпагу поперек себя, вытянул вперед свободную руку и ушел в кувырок.

Поднялся на ноги и обернулся уже у стены. Вовремя.

Хрут Стенъбук, кто бы сомневался. И банда его при нем. Только девушек нет, вместо них еще один приятель. Нет, слуга с горящим фонарем. Когда видишь, кого и куда бьешь, процесс намного приятнее.

Они стояли полукругом и поглядывали то на предводителя, то на слугу – на последнего с явной злобой. Влез со своим фонарем прежде времени! Ясно же, что хотели просто засунуть врага в мешок, как кабанчика, и хорошенько отлупить, но нападение не удалось, и нужно было бы отступить неузнанными, уйти по темным переходам дворца, а теперь что?

Стенъбук наконец решился и, тряхнув головой, потянул шпагу из ножен. Дружки его тоже. Даже слуга поставил фонарь на мостовую и обнажил длинный охотничий нож.

Четверо. И дуэльный кодекс соблюдать явно не собираются. Мертвый не явится, чтобы свидетельствовать на суде чести, а если они все‑таки были в подвале Ольгейровой башни, колодец с многоножками вовсе не оставит доказательств нападения. Свидетельством драки будут если только раны на телах неблагородных хессе.

Рукояти шпаги и даги надежно легли в ладони.

Не ругай затравленного волка за то, что он бросился на тебя.

Три удара сердца – и выпад. Постараюсь достать в грудь того, что справа. Лучше было бы добраться до Стенъбука, но он ждет нападения, заранее закрылся. Потом снова спиной к стене. Если повезет, собью фонарь. После моей атаки набросятся все сразу, так пусть хотя бы мешают друг другу в темноте.

Я не услышал шагов приближающегося человека. Бесшумно, как кот, прошел он в арку и, проскользнув между намеченной мною жертвой и Хрутом Стенъбуком, встал рядом со мной у стены. Хегли Секъяр, канцлер королевства.

– Благородные хессе, – он выглядел недовольным, словно мы, устроив возню под его окнами, помешали спать. – Вы, кажется, затеяли драку? А если учесть, что четверо против одного, то и смертоубийство.

– Я собирался бросить Къолю вызов! – процедил Стенъбук.

– От лица четырех противников сразу? И мешок вместо перчатки? А указ государя нашего Хрольва, гласящий, что всякий, обнаживший оружие с наступлением времени Волка и до времени Овцы, повинен в бесчестном нападении, не читали? Или не поняли? Ничего, на суде чести растолкуют. Или же придется сейчас драться, чтобы свидетелей не осталось. Но четверо против двоих – это не то, что против одного. Всякое случиться может. Да и за убийство канцлера однозначно плаха. Вилы вам, любезные хессе. Вы бы хоть тряпками рожи замотали, сошли бы за подснежников, им, если смертоубийства не было, просто тюрьма.

– Ваш Къоль тоже с оружием в руках! – осмелился вякнуть один из дружков Хрута Стенъбука.

– Не мой, – отрубил канцлер. – Мы из разных кланов. Но закон и правда едины для всех, и выяснять, кто из вас первый начал, у меня нет никакого желания. Пошли вон!

Враги с явной неохотой, но удалились.

– Ты тоже ступай, – приказал хессир канцлер. – И не вздумай больше один шастать. Завтра вместе с Хельгой придешь, она знает, куда.

Наверное, стоит поблагодарить этого человека за спасение жизни. Но очень уж не хочется.

 

– Ты что, кхарнов воровать ходил?

Душевно сестра родного брата встречает. Хорошо, хоть жена любимая пока ничего не говорит.

Хотя, если верить увиденному в большом, в рост человека, зеркале, поставленном у входа, именно такое нарушение закона и можно заподозрить. Причем вор из меня получился крайне косорукий и бездарный, которого косматые быки хорошо, на рога не подняли, но попинали изрядно. Встрепанный, на лбу серая полоса, весь в чьей‑то шерсти (Вестри принюхался и недовольно фыркнул), на рукаве дыра, одной пуговицы нет, только нитки сиротливо топорщатся. Шляпу я потерял. Шейный платок сбился набок, как петля у неудавшегося висельника. В общем, как говорит наша домоправительница Гудрун, «и смех, и грех».

 

Конец ознакомительного фрагмента