Степной принц. Книга 2. Аксиома Шекспира
Награды
Вот он и в святая святых! Массивные мраморные колонны, подпирающие недосягаемый свод, разрисованный потолок и стены, барельефы у самого карниза, огромное строгое зеркало в резной раме над камином, высокие, выше человеческого роста, вытянутые окна в обрамлении тяжёлых портьер, драпированных волнами. Под ногами – крупный орнамент паркета, составленный из разных пород древесины, начищенный до блеска. Над головой – роскошная люстра, сверкающая хрустальными гроздьями подвесок в свете множества свеч над ними. Да не одна люстра. А ещё канделябры – на камине, в простенках. Гостиная иллюминирована по случаю очередного четверга.
В зале полно гостей. Некоторые сидят на резных деревянных стульях или кушетках возле небольших круглых столиков, беседуя, другие переходят с одного места на другое, увидев знакомых или для знакомства.
Чокан перевёл дух. Слава Аллаху, он не в числе первых. Вот что значит дальновидно затянуть беседу и отодвинуть время своего появления. Как бы он выглядел, примчавшись, словно ошпаренный, прежде других?
Он отыскал глазами хозяйку, сидевшую недалеко от камина, и пошёл прямиком к ней «отдать салям».
Старость не красит человека. Но Елена Павловна в свои пятьдесят четыре года не казалась старой. Одухотворённое лицо, благородство, живой блеск в глазах и непритворный интерес, обращённый к собеседнику, располагали к общению, а изящная курносинка придавала её облику трогательности, сокращала дистанцию. Штаб‑ротмистр был поражён её красотой, которая не полиняла со времени, когда с неё, юной, писали портреты именитые художники, только стала солиднее, увереннее. Она сразу его заметила, обратив в его сторону внимательный взор. А он прямо так и сказал, остановившись в трёх шагах перед ней:
– Салям алейкем, Елена Павловна! – чего прикидываться‑то? Монгольское лицо изрядно его аттестует само по себе. Да и она знает, с кем имеет дело. «Ваше Высочество», с которым он намеревался обратиться, не выговорилось: здесь не официальный приём при дворе, где иерархия чинов и званий превыше всего, да и публика весьма разношёрстная. Нет смысла кичиться высоким служебным положением или родовитостью, не за тем собрались. – Позвольте представиться: штаб‑ротмистр султан Валиханов.
Его открытость, достойная степного принца, привела её в восторг. Одарив красавца‑офицера материнской улыбкой, она указала на место рядом с собой, приглашая принять участие в разговоре.
И только теперь Чокан разглядел остальных гостей. Рядом с княгиней стоял, опершись рукой на спинку кушетки, её преданный друг и его хороший знакомый Николай Алексеевич Милютин, который улыбчиво ему кивнул. Товарищ министра внутренних дел. У него и его брата Дмитрия Алексеевича, тоже товарища министра, штаб‑ротмистр бывал не раз и хорошо сошёлся с обоими. Но с первым его связывали более тёплые отношения. Может быть, благодаря его реформаторским идеям, которые сын степи принимал близко к сердцу, ибо они касались и его народа. Поговаривали, что император Александр считал инициатора реформ «красным», «революционером» и не шутя рекомендовал исправить свою репутацию. А вот княгиня любила его как близкого друга и единомышленника.
– …это Франция и Италия воевали против Австрии. А Россия сохраняла нейтралитет…
– …Россия уже довольно навоевалась. Наполеон, Кавказ, Крым…
– …настало время миротворческой деятельности…
Разговор, начавшийся до Чокана, продолжался, но суть его он быстро уловил, хоть пока и помалкивал.
Вдруг он почувствовал на себе пристальный взгляд и повернул голову. Ну да. Чему удивляться? Министр иностранных дел князь Горчаков тоже здесь. Они встречались не раз по делам службы. Александр Михайлович весьма интересовался правнуком Аблая, рассчитывая, как он признавался (да Чокан и сам понял: не каждому киргизу оказывают такой радушный приём и обсуждают с ним политические вопросы), решать азиатские проблемы через его посредничество. Рядом с ним – молодой путешественник и дипломат Игнатьев, получивший чин генерала в 27 лет, тоже с интересом поглядывающий на султана.
– А вот теперь Англия и Франция выслали карательные отряды в Китай. И те, подавив сопротивление, дошли до Пекина.
Чокан помнил, как Горчаков жадно читал его кашгарский отчёт: о маньчжурских династиях в китайских западных колониях, о ненависти народа Восточного Туркестана к своим завоевателям, об успехе русских товаров на азиатских рынках и о хлопке…
– Война в Северных американских штатах, безусловно, перекроет торговлю хлопком, – услышал штаб‑ротмистр голос министра. – Его перестанут поставлять в Европу, а до Российских пределов он тем более не дойдёт. Но хлопок выращивают не только восставшие американские негры. Эта культура имеет гораздо более древние корни на Востоке. Азиатские страны производят хлопок высокого качества и будут только рады сбывать его нам. И не только сырец, а уже готовые ткани. Да вот спросите у господина Валиханова. Он только что вернулся оттуда.
Настал черёд киргизской знаменитости открыть рот, повествуя об азиатских рынках, о высоко ценимых там русских товарах и уступающих им по качеству и дешевизне английских. Волнение, до сих пор терзавшее его, мгновенно схлынуло, как только он заговорил о предмете своего исследования. К тому же убедившись, что этот предмет вписывается в злобу дня. Впрочем, другие рты тоже не закрылись, жадно выспрашивая подробности и смеясь над едкими замечаниями путешественника. Голос штаб‑ротмистра звучал твёрдо и уверенно, к его собственному удовлетворению, мысли текли ясно, без сбивчивости:
– …правда, в последнее время европейские мануфактуры стали чаще появляться в Кашгаре. Например, глазговский муслин, необходимый каждой женщине для чадры… Сказать по совести, красавицы Малой Бухарии предпочитают лица не прятать, – шепоток волнами всколыхнул слушателей: «О‑о‑о! На Востоке такого нигде не встретишь!», «Любопытно!», «Даже представить трудно!», другие гости только недоверчиво качали головами, не сводя глаз с рассказчика, – и женщины там имеют гораздо больше свободы, чего не скажешь о среднеазиатских ханствах. Потому чадру носят редко, главным образом – для торжественных церемоний, отправления обрядов, – Игнатьев, недавно вернувшийся из Китая, только покручивал чёрный ус, улыбаясь. – Швейцарские ситцы и красный бумажный кашемир привозят через Коканд, и они чрезвычайно нравятся, их всегда раскупают с охотой. Вот если бы наши фабриканты более применялись ко вкусам азиатцев, то английские товары были бы вытеснены совершенно. Доказательством сему служит пример. В Бухаре и Коканде носили чалму из белого муслина, который привозили из Индии. Это было всего несколько лет назад. Теперь же его доставляет Россия. И что вы думаете? Ввоз английских муслинов прекратился. Русский товар много превосходит британский видом и свойствами, к тому же привозится не кружным путём через полсвета (а транзит стоит немало, львиную долю настоящей цены, особенно через Гималаи в Тибет, где совершенно отказались от индийских поставок) и дешевле. Экономика, господа! Точно так же наше сукно, прочное и ноское, вытеснило английское не только в ханствах, но и во всём Китае. Нанки фабрики Меденцова в большом ходу в Кашгаре и дальше – в Тибете, в Кабуле.
– А что вы имели в виду, Чокан Чингизович, говоря о вкусах азиатцев? – Елена Павловна внимала разговору с живейшим вниманием, её интересовало всё. Она прекрасно понимала, что взаимная торговая выгода бывает надёжнее дипломатических сражений и гасит политические разногласия держав в разы быстрее и легче. – И чем британские ситцы хуже наших?
Штаб‑ротмистр посмотрел княгине прямо в глаза, и на душе потеплело. Столько искреннего участия и поддержки увидел он в них. А это дорогого стоит!
